Оцифрованная реальность
Шрифт:
– Но прежде, чем поднять бокалы за ваше здоровье...
– Только здоровья вам не прибавится, а наоборот, - хихикнув, встрял Шланг.
За это был одарен таким взглядом от Винта, что смех у него прямо в горле застрял.
– Если еще раз, ты, паскуда, посмеешь меня перебить, сам такую таблеточку скушаешь. Незаметно и безболезненно.
Шланг тут же прикинулся... шлангом. Видно было - поболтать он мастер, но босса уважает. И боится.
– Так вот, прежде чем поднять бокалы, каждая из вас, девушки, напишет прощальное письмо миру. Что так, мол, и так, покончила жизнь самоубийством,
Ну вот, барышнями он были, дамами тоже, теперь еще и девушки. Этак, он скоро до девочек доберется.
Марина тряхнула головой, чтобы взбодриться. Что за мысли? Их тут убивать собрались, а она... Это от шока, точно. Не хочет молодой, здоровый организм осознавать, что это - его последние минуты.
– Блонди!
– рявкнул Винт так, что Юлька вздрогнула, - подай сюда перо и бумагу!
Совсем рехнулся. Марина лишь надеялась, что он не в стихах их заставит прощальное послание писать.
Юлька снова нырнула в офис. На этот раз долго она там копалась.
– Нет там бумаги, - нервно зашептала Антонина Семеновна прямо в ухо Марине, - по крайней мере, чистой - точно нет. Я на последних листах сегодня отчет для налоговой распечатала.
Секретарша, тем не менее, вернулась и положила перед каждой по авторучке и листу бумаги. На обратной стороне явно просвечивались буквы. Из отчета, наверное, выдернула.
Винт благостно прохаживался вперед-назад. Разве что руки не потирал.
– Не в школе, - поучал он, - так что под диктовку записывать не будем. Стиль сочинения - вольный. Но так, чтоб понятно все было и литературно грамотно изложено. Смотрите, я проверю!
Подумаешь, напугал. Марина быстро настрочила пару предложений, покосилась на бухгалтершу. Та тоже закончила быстро. Они почти синхронно протянули листки главарю мафиози.
Винт взял, вернее, выхватил из их рук бумажки. Правда, хватая, перевернул обратной стороной. Там, где текст был напечатан. Вчитался. Сначала нахмурился. Потом заржал так, что не только Марина но, похоже, и остальные подумали, что босс немного не в себе.
– Да уж, - отсмеявшись, выговорить он, - умеете вы удивлять. Признавайтесь, чей шедевр?
И шлепнул листом о стол перед Мариной. На листе черным по белому был напечатан похоронный список Антонины Семеновны.
– Ого, и здесь тоже!
– веселился Винт.
Перед Мариной шлепнулся и второй лист. Копия предыдущего.
– А что такого?
– приосанилась бухгалтерша, - мало ли что в жизни может быть, надо же и копии иметь про запас.
– Так значит, сие творение - ваших рук дело?
– облокотившись на стол прямо перед Антониной Семеновной, поинтересовался Винт.
– Мое.
– Нет, ну какая женщина!
– в который раз начал распинаться предводитель гангстеров. Мне прямо не хочется вас убивать, право слово!
– Так и не убивайте, - вздохнула она, сняла очки, подышала на стекла и стала протирать их изнанкой своей кофты.
Винт некоторое время разглядывал бухгалтершу, будто прикидывая что-то или на что-то решаясь. Затем покачал головой.
– Никак не могу. Мы чисто делаем свою работу. Искина госпожи Разумовской
Дальше Марина не слушала. Она впала в какое-то странное состояние ступора, когда понимаешь - драться, кричать, возмущаться - бесполезно. Все равно умирать. А из всего сказанного запомнила одно - ее искина стерли. Федьку, ее Федьку - стерли. И восстановить уже нельзя. Не получится. Просто потому, что не научились еще их восстанавливать. Создавать - пожалуйста. Но понять, как развивается тонкий механизм личности искусственного интеллекта программистам, да и ученым, пока не удалось.
Значит - это навсегда. Никогда больше она не услышит Федькин голос. Настоящий, не в записи. Видеороликов с ним у нее достаточно накопилось. Но это тоже самое, что смотреть видео с умершим другом. Больно. И невыносимо от мысли, что он больше не позвонит, не обзовет ее дурой, не поругает, не пошутит, не поддержит, не даст нужный совет... Дура? Да, дура она и есть. Слушаться надо было его. Во всем слушаться. А теперь уже поздно.
В горле засаднило, слезы выступили на глазах. Обидно. За Федьку, за Игоря, за Гошу, за Антонину Семеновну. И за себя, конечно, обидней всего.
– Вот только не надо здесь сырость разводить, - брезгливо отшатнулся от их стола Винт. На похоронный список потихоньку капали прозрачные капли. Кап-кап.
– Может, вы хотите собственный список составить? А, Марина Леонидовна?
Ничего выговорить Марина не сумела, поэтому отрицательно замотала головой. Она никогда не планировала свою смерть и, наверное, просто не смогла бы так хладнокровно, как бухгалтерша, составить список на свои похороны.
Антонина Семеновна сжала ей руку. Марина твердила про себя, что надо держаться и не раскисать, но ничего не могла поделать. Ее трясло от сдерживаемых рыданий, панической атаки и... от ярости. Как же она ненавидела их всех в этот момент! За то, что ворвались, разрушили ее маленькую, такую спокойную и размеренную жизнь. Пусть скромную, пусть без приключений и несвойственных ей амбиций, без ярких перемен, без шквала эмоций и накала страстей. Но такую родную, такую знакомую и такую любимую жизнь. С которой сейчас ей предстоит расстаться.
Видимо, главарю надоело с ними церемониться. Чат и Шланг, по понятной лишь им одним указке, заломили Марине руки за спину, а Юлька впихнула в рот белую таблетку. Услужливо поднесла бокал и влила в горло вино, так, что Марина подавилась и закашлялась. Но яд пришлось проглотить.
В сочетании с алкоголем создалось ощущение, что действовал он мгновенно. Обычно, таблетки так не растворялись, но кто знает, что это за дрянь? Она сразу же почувствовала легкое головокружение, приятную сонливость. Реакции замедлились. И это хорошо, потому что ее отпустило, не трясло больше. Стало спокойно. Ничего не хотелось, только спать, спать...