Ода на рассвете
Шрифт:
Когда дети вошли в столовую, Федр Николаевич и Наталия Михайловна, их родители, уже были за столом, дожидаясь своих чад.
Просторная светлая столовая была наполнена запахами липового чая, меда и свежеиспеченного хлеба.
–Прошу к столу! – сказал отец, откладывая недочитанную газету в сторону.
Дети подошли. Родители встали.
–Возблагодарим Нашего Господа, -сказал Федр Николаевич своим мягким бархатным голосом и склонил голову. Всё, сложив руки, покорно повторили его жест. – Отец Наш Небесный, мы стоим пред Тобой с благодарностью за новый день, за нашу семью, за эту пищу, за Библию,
–Аминь.
Все уселись.
–Ой, так вкусно пахнет! – восхищенно ахнул Саша. – Мама, что это?
– Это Марья Петровна нам готовит яблочный пирог.
–А сгущенка будет?
–Александр, одолей сначала чай с баранками, – сказал ему отец. – Приятного всем аппетита!
–Взаимно!
–Спасибо.
Приятно было смотреть на их совместную трапезу.
Федр Николаевич- мужчина лет сорока. Морщины едва ли начали касаться его лица, а седина- волосы. Сам по себе он был аккуратным и старательным как в отношении внешнего ухода и работы, так и в отношении внутреннего мира. На нем был классический коричневый костюм, а из-под жилета выглядывала белая рубашка, обрамляющая сильную стройную шею хозяина. Он любил зачесывать свои густые русые волосы на бок и носил усы стиля «Хэнд-лбар». Всё подчеркивало в нем эстета. И это было, как мы знаем, не без оснований.
–Тебе налить ещё чаю? – спросила его Наталия, когда заметила, что кружка супруга опорожнилась.
–Да, будь добра.
Хотя на дворе стоял 1928 год, тогдашние мода и взгляды на житейскую сущность не повлияли на Наталию Михайловну. Ей присущи были хорошие манеры держаться, любовь к искусству, элегантность, воспитанные в ней с той французской царской России. И сейчас, когда эта эпоха давно прошла, женщина сохранила прежнюю закалку. За столом сидела благородная дама с прекрасными белыми кудрявыми волосами, заложенными кзади, и темно-голубыми глазами. Ей очень подходили одетые сегодня длинная до пола синяя юбка с высокой талией и, заправленная в нее белоснежная блузка с длинным рукавом до запястья. Из-под ее воротничка выглядывала большая синяя брошь.
–Благодарю, – сказал Федр Николаевич, принимая вторую порцию ароматного чая из рук жены.
В этот момент в столовой появилась Марья Петровна, женщина в возрасте, исправно служившая господам уже двадцать третий год. Лицо, фигура, одежда, говор и поведение этой женщины могли говорить только о ее добросердечности и только. Она несла большой поднос с еще горящим пирогом и с вазочкой сгущенного молока.
–Ура! Ура! Сгущенка! – закричал Саша и заиграл под скатертью ногами. Он жадно следил за каждым движением Марьи Петровны и ожидал с нетерпением того момента, когда она положит вазочку на стол и он сразу же съест ложечку, другую любимого лакомства. Лиза, да и Рома, заметили реакцию Сашки на приход няни и не могли не улыбнуться, изредка косясь на него. Как только сгущенка оказалась на столе, объем её в сосуде, как и следовало ожидать, резко начал уменьшаться.
–Сашенька! – воскликнула мама. – Ешь поспокойнее! Куда ты торопишься? – на её лице были заметны и удивление, и строгость.
Эти слова матери заставили мальчика остановиться.
– Не серчайте, Наталья Михайловна, – с пониманием произнесла нянечка,– это ребенок, ему ещё это позволительно. Пускай балуется.
– Я вовсе не серчаю, Марья Петровна, -с мягкостью в голосе ответила мать. – Я хочу, чтобы Александр понял, что нужно кушать более аккуратно,– продолжала она, глядя на своего сынишку.
–Сынок, слушай, что мать тебе говорит. Будь аккуратным,– подтвердил отец, допивая чай.
– Марья Петровна, присоединяйтесь к нам! – пригласила мать к столу няню.
– Ох, батюшки!
– взмахнула руками та. – Кушайте сами, а я потом, когда уберусь, и позову ещё дядю Васю; его тоже кормить нужно,– выговорила няня, удаляясь из столовой.
Сашка немного приободрился и исподлобья стал медленно осматривать лица окружающих, что на них написано. Все они смотрели на него, тщетно пытаясь скрыть свою улыбку, но у мальчика выражение лица не изменилось. Он с виновным видом стал облизывать свою ложку. Глядя на эту опущенную светлую головку, ручонки в липкой сладости, мама усиленно и глубоко вздохнула:
– Сашенька, Сашенька…. Лиза, милая моя, подай мне, пожалуйста, горбушку хлеба.
Лиза поспешно подала ее матери. Наталья Михайловна намазала на хлеб сгущенное молоко и положила в тарелку Саши:
– Кушай, сластенушка наша!
Это вмиг все изменило. Сашка понял, что прощен, и с превеликим удовольствием начал лопать предложенное лакомство.
– Благодарение Богу за великолепный завтрак, – сказал Федр Николаевич, поднявшись из-за стола. Он наклонился к своей жене и поцеловал ее в лоб. – Извещай меня о любом изменении состояния. Хорошо? – отец не ушел, пока не услышал ее тихое «Да, конечно». Удовлетворившись ответом, он взял свою газету: – Саша, я буду в библиотеке. Когда покушаешь, можешь подняться, и мы позанимаемся с тобой. Ты помнишь об этом?
– Угу! – ответил Саша с полным ртом.
– Ты еще не передумал учить стих?
Мальчик замотал головой: нет.
– Замечательно! Тогда я тебя жду, – с этими словами Федр Николаевич покинул столовую.
– А я уже всё! – объявил Сашка, поспешно допивая чай.– Я иду к папе! Спасибо Богу! – он быстро слез со стула, утерся и помчался вслед за отцом.
– Пожалуй, и я пойду наверх,– сказал Роман, закончив свой завтрак.– Благодарю Тебя за это, Господи.– Роман вышел, оставив Лизу и маму одних.
Лиза положила пустую чашку на блюдце:
– Мама, с тобой все в порядке?
– Да, всё хорошо, моя девочка, – нежно ответила Наталья.
– Отец просил тебя извещать его об изменениях состояния: значит, что-то всё-таки случилось.
– Я просто устала немного. Это пройдет. Не волнуйся, Лизонька.
– Это точно? Или…
– Это точно, дорогая. Мне просто нужно немного отдохнуть.
– Конечно, я позабочусь о том, чтобы тебя никто не беспокоил.
– Не стоит, моя дорогая. Я хочу писать на холсте. Думаю, это меня успокоит.