Одержимость кровью
Шрифт:
Надеюсь, с Уолтером все будет в порядке, нам некогда было его разыскивать.
Керри виновато понурила голову.
– Все будет хорошо, - сказала я, сама не слыша, что говорю. Меня охватил безграничный ужас. Что это - страшное совпадение или результат магической церемонии дона Педро?
ГЛАВА двенадцатая
Была пора возвращения с работы, и Лексингтон Авеню заполнилась народом. Оставив детей у витрины, я зашла внутрь, чтобы позвонить. Дома у Эрики никто не ответил. В госпитале отозвалась только секретарша, посоветовавшая оставить
Я положила трубку и, взглянув на своих детей и большую черную собаку, вдруг почувствовала себя цыганкой. Да, Барон нам осложнял проблему до крайности - с ним нельзя было приткнуться в ресторане или кино.
Мысль о том, что нашей разношерстной компании предстоит скитаться по улицам, нагоняла тоску. К Тэду я детей не могла отвести, не открыв, что случилось, а поскольку Тэд и так был зол на Джоэла, я боялась, что он тут же вызовет полицию.
Тут я вспомнила о докторе Райхмане. Тот быстро снял трубку. Меня он вспомнил сразу, только уточнил фамилию.
– Кажется, она поехала в госпиталь Рокленда. Она пишет книгу о шизофрении, вызываемой наркотиками, ну а там оказался молодой музыкант... Не уверен, что она сегодня вернется.
Чувствуя, что он вот-вот повесит трубку, я торопливо передала смысл рассказа детей и какие-то обрывки истории с доном Педро. Не представляю, как он смог понять хоть что-то без переводчика. Но тут, с явным удивлением в голосе, он произнес:
– Да, знаю я такого "брухо", он держит магазин "Ботаникас" в испанском Гарлеме.
– И носит ожерелье из собачьих зубов, - добавила я.
– Вы были у него на сеансе?
– Я бы не назвала это сеансом. Там пели и пили ром. У одного юноши был припадок. Они пытались изгнать дух умершего человека из моего брата.
– Так это то, что называется одержимостью.
– Казалось, доктор был изумлен до крайности.
– Но такого не бывает, ведь правда?
– Я думаю, вам стоит приехать ко мне и поговорить об этом.
– Со мной дети...
– Разве вам негде их оставить?
– Не так все просто. И со мной ещё овчарка.
– Ведите всех, - вздохнул он.
– Но только поскорее. У меня скоро самолет.
* * *
Доктор Райхман был одним из тех старомодных психиатров, которые все ещё продолжали обитать в Вест Сайде. Пренебрегая сверкающими хромом и стеклом офисами на Парк Авеню, они обитали в больших и мрачных домах с массивной мебелью и древними рыцарскими доспехами, а вместо деловитых молодых секретарей у них работали старательные пожилые женщины, следившие заодно за домом, готовившие обеды и часто бывшие их дальними кузинами, вывезенными в незапамятные времена из Европы.
Моих современных американских детей экономка, стены, уставленные до потолка книгами и мрачная массивная мебель на время лишили дара речи. Они тихо сидели на обитой кожей софе, бросая осторожные взгляды на тибетских идолов и монгольские шаманские бубны. Перепуганный необычными запахами
Пока седовласая экономка подавала сэндвичи из черного хлеба с плавленным сыром и красной икрой, доктор Райхман дал возможность успокоиться, рассказав о путешествии, в которое он собрался.
– Я лечу в Лиму, а оттуда в один из поселков на побережье. Собираюсь изучить то, что они именуют "мосуэло".
– А что это такое?
– полюбопытствовал Питер.
– Мосуэло - это магический ужас. Их легенды гласят, что когда человек пугается, его душа покидает тело. Этот синдром характерен для латиноамериканских стран. И индейские знахари его успешно лечат.
Глаза его горели энтузиазмом. Да, я помнила такие рассказы. С оккультизмом у меня были свои проблемы.
Тут наконец мои дети решили прогуляться в магазин, чтобы купить Барону консервов, и доктор Райхман провел меня в кабинет. Стены там тоже были уставлены книгами, у одной из незанятых стен стоял большой кожаный диван, посередине-огромный приземистый письменный стол. Восседая за ним, походил он на Далай-Ламу. Как ни странно, это меня успокоило.
Предложив мне сесть, он подал сигареты, и потом, сомкнув кончики пальцев и одобрительно кивая, выслушал мою историю.
Начала я с февральской ночи, когда нашла брата лежащим на мексиканском ковре, рассказала о его пребывании в Бельвью, об истории со спуском по стеблям винограда, даже о подозрениях, что он усыпил меня в ту ночь, когда была убита Шерри. Когда я рассказывала о смерти Тони, он вдруг схватил ручку. И пока я говорила о сеансе дона Педро, он не отрываясь строчил в блокноте.
Закончила я рассказом детей о том, как Джоэл не хотел возвращаться "туда, где темно и страшно".
– М-да, - протянул Райхман, уставившись в записи. Когда он поднял голову, в глазах я заметила такой же блеск, как при рассказе о мосуэло.
– В тот день рождения... Вы не заметили перемен в его лице?
Я попыталась вспомнить, как же выглядел Джоэл в ту ночь. Слишком возбужден, быть может, но ничего особенного. Тогда я думала, он перебрал шампанского. Но тут я вспомнила тот вечер, когда нашла его в квартире на Второй Восточной улице. Тогда действительно его лицо выглядело очень странно: искаженный рот, сведенные судорогой мышцы и этот голос...
– В тот вечер - нет, - сказала я, - а вот когда нашла его...
– Он задыхался? Заикался?
– Вначале, говоря по телефону, заикался, потом нет. Но задыхался, это я помню точно.
Доктор снова уткнулся в записи.
– Потеря сознания, амнезия - классический случай. Описан начиная со средних веков. Но странный вариант. Скажите, миссис Бенсон, не замечали вы за ним этакой полной отрешенности?
Я задумалась.
– Скорее странную пассивность. Вот, например, в такси, когда мы ехали из Бельвью. Потом он пошел спать, ночью исчез и появился только к утру. То было в ту ночь, когда мистер Перес... умер.