Одержимость
Шрифт:
— Но он вас ругать не стал, так?
— Нет.
— Он вообще что-нибудь сказал?
— Сказал.
— Вы можете повторить?
Уборщик сокрушенно покачал головой, ему так хотелось ее порадовать.
— Он очень быстро говорил. Непонятные слова и быстро. Я не понимаю, если говорят быстро и незнакомые слова.
— Не расстраивайтесь, Алексей, — успокоила Брусникина. — Ничего страшного. Этот человек потом разбежался и выпрыгнул, так?
— Я вспомнил! — взвизгнул Колпаков. — Я вспомнил слово.
— Вы уверены? — переспросил Гордеев. — Он именно вышел? не прыгнул прямо из комнаты, не перегнулся через подоконник и выпал, а вышел?
— Он вышел. — уборщик захлопал рыжими ресницами, не глядя на Гордеева. Что-то привлекло его внимание в урне. Он пошевелил смятые бумажки, почерневшую банановую кожуру, извлек на свет божий пивную пробку, тщательно вытер ее о штанину и, издалека показав Брусникиной, бережно спрятал в карман. — Я коллекционер. И еще я скоро стану знаменитым. Мое лицо будет в газетах. Все меня будут знать.
— В комнате больше никого не было? — спросила Брусникина.
— Никого не было, — повторил он, как попугай.
— А незадолго до того, может, кто-то входил в эту комнату или выходил из нее?
— Никого не было. Я посмотрел — он лежит на асфальте. Потом посмотрел на часы и тогда испугался. Начал быстро пылесосить.
— А потом пошли мыть фикусы, — закончил за него Гордеев.
— Алеша, а вы не заметили, тот человек, какой он был? Веселый, грустный, может быть, злой?..
— Я его не знаю. Про тех, кого я не знаю, я не знаю, какие они. В милиции меня тоже так спросили. А почему я должен придумывать неправду? Я теперь больше не говорю неправду, потому что я всегда попадаюсь.
Брусникина протянула ему руку, стараясь ничем не выдать своего разочарования:
— Спасибо, Алексей, вы нам очень помогли, мы обязательно как-нибудь на днях занесем вам сигареты.
Колпаков долго протирал ладонь о штаны, потом самыми кончиками пальцев коснулся ее руки, просто балдея от счастья.
— Когда вам надо будет натирать дома полы или пылесосить, позовите меня. Я могу хорошо пылесосить…
Гордеев буквально силой отодрал ее от уборщика и, увлекая за собой, сбежал с лестницы.
— Я бы сейчас и сам с удовольствием выкурил пачку… — возмущенно бурчал он себе под нос. — По крайней мере, глоток коньяку…
— Руку оторвете! — вырвалась Брусникина. — Но от глотка чего-нибудь крепкого я бы и сама не отказалась.
— В бар! — скомандовал Гордеев и с порога рявкнул дремавшему у пустой стойки бармену: — Мне — коньяк и апельсиновый сок — даме.
— Даме тоже коньяк, — поправила Брусникина, усаживаясь на высокий табурет. — И платите вы, Юрий Петрович, ибо вели себя просто возмутительно.
— лучше бы спасибо сказали. вы в курсе, что олигофрены отличаются слабым самообладанием
— Вздор! — отмахнулась она, но скорее из чувства противоречия. Взгляд-то у Колпакова действительно был сумасшедший. — Благодарности вы от меня не дождетесь, но ваше мнение о его видении событий я так и быть выслушаю.
Гордеев залпом проглотил коньяк и жестом попросил повторить.
— По поводу падения Мельника он определенно соврал. Из милицейских отчетов мы точно знаем, что Мельник падал головой вниз, а на сальто в воздухе у него просто не было времени. Да и расстояние от стены до тела было приличное, то есть налицо стандартная парабола полета тела с ненулевой начальной скоростью. И по поводу фикусов — сказка. Башкова утверждает, что Колпаков прибежал к ней сразу, как только увидел прыжок, и ее слова наверняка сможет подтвердить доктор, которого она вызывала. Но почему Колпаков врет — это вопрос. У вас уже есть собственная теория?
— А у вас?
— Естественно. Я практически уверен, что у Колпакова нет собственных причин морочить нам голову. Но кроме неспособности подавлять влечения олигофренам также свойственны крайняя несамостоятельность и повышенная внушаемость, из чего я делаю вывод, что кто-то основательно запудрил ему мозги.
— Только не говорите мне, что это компьютер, — фыркнула Брусникина.
— Не буду. Но замороченный компьютером Мельник вполне мог.
— По вас определенно плачет какой-нибудь «Анти-Букер». За гениальные идеи в области научной фантастики. Спуститесь на землю, тут тоже весело!
— Ну-ну, — огрызнулся Гордеев. — Слушаю вашу сугубо почвенную теорию.
— Слушайте. Можете даже записать. Произошло убийство, Юрий Петрович. Кто-то вышвырнул Мельника из окна. А потом со знанием дела напугал Колпакова. Испугать его не трудно, вы сами видели…
— Что ж ваш убийца и Колпакова следом не выкинул? зачем было так рисковать, оставляя живого свидетеля?
— Не забывайте, свидетеля-олигофрена! Показания которого наверняка не будут признаны в суде. К тому же напуганного свидетеля-олигофрена, который от страха постарается побыстрее все забыть…
— Успешного вам копания в песочнице, — съязвил Гордеев и, бросив бармену деньги, пошагал к выходу. Все его начавшие было зарождаться теплые чувства к ней растаяли как дым. Дура! Ну если и не дура, то самовлюбленная дилетантка!
— Получите посылку из космоса, дайте знать, — крикнула Брусникина ему вслед.
Гордеев потер кулаками глаза и решительно выключил компьютер. Все утро он убил на поиски в Интернете, начитался до одурения, но искомого так и не нашел.