Одержимые. Заражение
Шрифт:
Перемахнув через забор, Саня бодро вскарабкался на крыльцо и кубарем скатился по другой его стороне на затоптанных до состояния детской горки ступенях. Попыхтев немного, и даже слегка согревшись, Саня пополз обратно, кляня на чем свет стоит нерадивых строителей, которые, когда клепали сие строение, не удосужились сделать перил. Поэтому Саня взбирался по стеночке. Но и это не особо помогало. Могло даже показаться, это это не просто затоптанный на ступеньках снег, но и вовсе залитая льдом горка.
Глава 14. Саня не намерен сдаваться
Остановившись
Прокашлявшись и покряхтев для чего-то, мысленно извинившись перед Мишкой, Саня постучал. Через минуту постучал еще раз. И еще немного подождал. Тишина продолжала оставаться абсолютной, не считая пыхтения незадачливого покорителя музыкального олимпа и крыльца. Саня похолодел в очередной раз, а перед глазами отчетливо встала картина заледенелого гроба, который опускали в глубокую, да что там, в бездонную яму. А потом сверху замерзшими комьями сыпалась земля вперемешку со снегом. И даже оркестр играл.
От особенно громкого трубного звука, который еще и сфальшивил, Саня очнулся. Встрепенулся и ринулся к двери, схватился за ручку и принялся то дергать ее, то налегать всей своей тощей тушей. Дверь не поддавалась, ручка дверная тоже. А Саня вот начал поддаваться. Истерике.
Трубный звук повторился - длиннющий грузовой состав спешил по Транссибирской магистрали на запад, в сторону столицы, хотя может и в ровно противоположную сторону. Саня взвыл почти так же как до этого локомотив, и еще раз приналег на дверь. Толкнул. Тщетно. Потянул и дверь вдруг с такой легкостью поддалась, что Саня кувырком скатился с крыльца и нырнул в сугроб. Беззвездное небо крутанулось вокруг Сани и вдруг наполнилось звездами, когда он приложился о невидимую в сугробе кочку головой.
– Ну и долго ты там будешь лежать-то?
– послышался противноватый знакомый голос.
– Вставай давай и заходи.
Не узнать Мишку Саня не мог. Его жеманный голосок ни с каким другим не спутаешь.
Да, не так Саня представлял себе свой очередной первый день в очередном новом городе, да и город этот Саня представлял себе не так. И вообще это должна была быть столица, хотя бы региональная, но уж точно не городишко, если вообще городишко, у черта на рогах. Но не время унывать. Перевернувшись со спины и поднявшись на четвереньки, Саня, не вставая заспешил к крыльцу. Там буквально зубами вцепился в ручку баула и, на ходу вставая наконец на ноги, юркнул за дверь, в блаженное, пахнущее кислой капустой тепло.
На вот, приложи, - Мишка, тощий и патлатый давний товарищ по предыдущей попытке организовать музыкальную группу подал Сане, все еще топчущемуся в прихожей, пакет с чем-то давно замороженным.
– Я откуда знал, что ты под дверью стоишь. Вечно ты затихаришься и стоишь тихонечко! И так же тихонечко сваливаешь…
Саня, который и сам всегда любил открывать дверь с ноги, даже немного опешил от такого заявления, и не нашелся что ответить. Лицо его потемнело, а вот Мишкино напротив - побледнело. Что-то подсказывало ему, что назревает буря.
– А что это ты весь в крови?
– спросил вдруг Мишка и сбил весь Санин настрой на расправу.
– Где?
–
– Я-а-а-а, - пробормотал Саня, выпученными от ужаса глазами разглядывая свою побледневшую физиономию.
– А-а-а, - мозг его отчего-то принялся выдумывать оправдания.
– Это я коростку сорвал от того, что шарф колючий. А это… ну после этого… ну девушка у меня была слишком уж темпераментная.
Мишка, открывший было рот, чтобы что-то сказать, захлопнул его так, что клацнули зубы.
– А что мы в прихожей-то стоим?
– спросил Саня, косясь взглядом в кухню, откуда Мишка только что принес пакет с заморозкой для будущего синяка.
Саню без стеснения рассматривал обстановку квартирки и от необычной геометрии, где про параллельные линии не было даже речи, его вскорости начало подташнивать. А все дело в том, что барак, в котором располагалась снятая Мишкой квартирка, был построен лет на пять, лет пятьдесят назад. Было удивительно то, что он еще не рассыпался на стройматериалы и строительный мусор, из которого его когда-то и построили. Обстановка кухоньки была под стать кривизне стен и непараллельности пола и потолка. Казалось, что еще сорок девять лет назад все это принесли сюда откуда-то, весьма вероятно, что с помойки, с целью пожить с этим не больше пары месяцев, да так все и осталось. Даже календарь на стене был, кажется, еще из прошлого века.
Мишка же был, что называется, при параде. В новеньких и наверняка отглаженных брюках и в белой рубашке, да еще в лакированных туфлях. Во всем этом он смотрелся на этой кухне как диковинный экспонат. Еще один пакет из холодильника, на этот раз с магазинскими пельменями, смотрелся в его руках еще причудливее, инородно как-то.
– Еще?
– спросил Мишка, имея в виду Санин синяк, и озабоченность на его лице выглядела неподдельной.
А как же? Характер у Сани был иногда взрывным, а тогда уже холодный компресс понадобится ему — Мишке. А еще характер был очень даже прескревным, что тоже радости не добавляло. И дернул же его черт ответить на Каринин звонок.
– Да ладно, - Саня махнул рукой, - выпить есть? И поесть. Да хоть эти пельмени.
Мишка заулыбался и вновь потянулся к холодильнику, на этот раз за кое-чем стеклянным. А за окном между тем светало, это с учетом того, что светает зимой где-то в районе девяти часов утра, если не позже.
За каких-то двадцать минут стол с выпивкой и кое-какими закусками, помимо пельменей, был организован. Саня был раздет и переобут в валенки, и усажен за стол. Саню еще не раз приходилось усаживать обратно на кривоногий табурет, но он все порывался вскочить, чтобы получше описать, что его сюда привело - провидение, не иначе, осталось понять, в чем был его смысл. Хотя какое к черту провидение? Это диверсия!
И хотя Мишка и не спрашивал ни о чем, но и не перебивал. Санино словоизлияние все равно ничем не заткнуть.
– Да сядь ты уже!
– в который уже раз за каких-то двадцать минут восклицал Мишка, когда Саня в очередной раз вскакивал.
– Нет ты не понимаешь!
– Саня опять вскочил, не успев даже соприкоснуться пятой точкой с табуретом.
– Я должен быть не здесь!
И он еще что-то восклицал, но чаще что-то вообще нечленораздельное. Мишка только улыбался и закатывал глаза. Улыбался он вовсе не тому, что рассказывал Саня, а своим воспоминаниям о недавней гостье. А вот закатывал глаза именно по этому поводу.