Одержимый
Шрифт:
Возможно, он действительно такой же, как его отец. Что, если Линдсей нашел свое средство – другое, не алкоголь, – к которому можно прибегнуть, когда ты сбит с толку или желаешь спастись от давления окружающего мира? Линдсей предполагал, что это делает его просто вылитым отцом, ведь тот искал утешения на дне графина с бренди по точно такой же причине – ему требовалось спасение.
Вздыхая, Линдсей закрыл глаза и принялся слушать еле слышное тиканье часов, стоявших на письменном столе. Прошло немало времени с тех пор, как дом успокоился, а раны лорда Дарнби были обработаны. Часы минули с того момента, как Линдсей устроился в этой комнате,
Вслушиваясь в тишину, Линдсей старался думать о чем-нибудь другом, но все мысли упорно возвращались к Анаис, лежавшей в постели – его постели. Линдсей знал, что превратился в ничтожного, вызывающего жалость беднягу, который дрожит от сентиментальных страхов и ведет себя совсем как безусый юнец после первой любовной неудачи. Определенно, ему стоило последовать мудрому совету Уоллингфорда: «Найди себе женщину, Реберн. Согласная на все, доступная плоть – лучшее лекарство от твоих страданий».
Линдсей пытался сделать это, несмотря на тошноту, подступавшую к горлу всякий раз, когда он прикасался губами к другим. Но все эти женщины никогда не были столь же восхитительными на вкус, у Линдсея никогда не возникало желания ощутить одну из них под своими ладонями. За время пребывания в Константинополе он оставил озадаченной и неудовлетворенной не одну турецкую красотку.
Для Линдсея не существовало никакой другой женщины. Ни одна другая не могла заменить Анаис в его сердце. Ни одну женщину на свете нельзя было сравнить с ней.
Приглушенный звук открывшейся и снова закрывшейся двери спальни заставил тело Линдсея мучительно напрячься от осознания того, что на сей раз из комнаты, вероятно, вышла Энн. Эти подозрения подтвердились, когда Линдсей услышал шепот Энн и Миддлтона, доносившийся из коридора, к которому примыкала его спальня. Миддлтон провожал Энн до ее собственной спальни. Судя по всему, этот хороший доктор был уверен: состояние пациентки безопасно настолько, что она вполне может провести ночь одна.
Одна… Страстное желание стремительно завихрилось в животе, Линдсей тут же поднялся с подушек и тихо, едва касаясь пола, направился к соединяющей комнаты двери. Потянувшись к ручке, он покрутил ее и оказался в спальне. Огонь, слабо горевший в камине, отбрасывал персикового цвета тени на стены. Линдсей остановился у кровати и почувствовал, как растет напряжение в груди при взгляде на Анаис. Бедняжка сжалась в комочек, ее лицо было таким белым, что Линдсей едва мог различить, где заканчиваются простыни и начинается ее кожа.
Словно в трансе, продолжая наблюдать за спящей, Линдсей сбросил с плеч пиджак, потом потянулся к своему шейному платку. Анаис еле слышно дышала. Подсчитав мерные движения одеяла, он понял, что ее дыхание было медленным, но легким.
Несколько часов назад, скача верхом к своему имению, Линдсей изо всех сил старался согреть Анаис, но даже толстая фланелевая ночная рубашка и тяжелое шерстяное одеяло не могли защитить ее от снега и ветра. Он делал все, что только мог придумать, даже укутывал Анаис своей собственной накидкой, но яростный ветер хлестал их, безжалостно вторгаясь под слои одежды, которые должны были оберегать ее.
Линдсею наверняка стоило сделать больше, чтобы позаботиться об Анаис. Возможно, ему следовало послушаться
Линдсей все так же стоял у кровати, внимательно окидывая возлюбленную немигающим взором, упиваясь каждой частичкой ее белой кожи, каждым золотистым локоном разметавшихся по подушке волос. Да, Анаис находилась именно там, где ей и следовало быть. В его постели. Но она не должна была казаться такой бледной и озябшей. О нет, скорее теплой и неугомонной – возбужденной… Ее ноги должны были путаться в простынях, она не отрывала бы взгляда от Линдсея, наблюдая, как он раздевает ее. Анаис жадно смотрела бы на своего единственного мужчину яркими чувственными глазами, пока он оттягивал бы минуты до того мгновения, когда присоединится к ней в постели…
Линдсей спрашивал себя, встала бы Анаис на колени, потянулась бы к нему, торопливо помогая сбросить одежду. Или улыбнулась тайком и позволила бы своему взгляду бесстыдно бродить по телу Линдсея, сосредоточившись на его торсе и талии, пока он стягивал бы рубашку с плеч. Интересно, смогли бы эти сияющие глаза смело скользнуть вниз, по обнаженному телу Линдсея, и остановиться на его члене? И как бы она поступила – застенчиво отвела взгляд либо потянулась бы к мужскому естеству и сжала бы его своей рукой или даже… своим ртом?
Линдсей закрыл глаза, представляя этот радушный чувственный прием. Его пальцы сжались в кулаки по бокам, стоило ему только вообразить, как Анаис выглядела бы, лежа под ним. Кольцо Линдсея ярко сверкало бы на руке любимой, когда она проводила бы кончиками пальцев по его груди.
Слушая хныканье Анаис во сне, Линдсей добрел до двери и запер ее, потом вытащил из замка ключ. Когда дверь захлопнулась, пламя свечи погасло, и он, двигаясь в сиянии серебристого лунного света, который просачивался через окно, направился к кровати. Стащив рубашку через голову, Линдсей бросил ее на пол. Потом потянулся к брюкам и расстегнул пуговицы: член казался таким набухшим, что буквально вырвался из шерстяной ткани наружу.
В сознании Линдсея мелькали невинные картины того, как он просто помогает Анаис согреться. Но его тело так жаждало ощутить прикосновение мягких изгибов любимой… В конце концов, он был мужчиной. У него были потребности. И он не мог скрывать эти потребности – страстные потребности, которые не был способен сдержать даже опиум. Возможно, в другие времена бесплотная любовница и похищала его тело, но только не в те мгновения, когда рядом была Анаис. Когда она находилась поблизости, ничто не могло обуздать его страсть.
Обнаженный, Линдсей потянулся к одеялам и положил одну ногу на матрас. Кровать скрипнула под его весом. Бросив взволнованный взгляд в сторону Анаис, Линдсей увидел, что она по-прежнему спит. Ему не хотелось ее будить. Он рассчитывал лишь прилечь рядом с ней, слабой и притихшей, так, чтобы можно было вдыхать ее запах и обвить руками ее беззащитное тело.
Анаис со стоном подтянула колени повыше к животу, зарываясь подбородком в одеяла. Линдсей провел рукой по ее волосам, разметавшимся по подушке и скрывающим неестественно-бледное лицо. Он не смел смотреть под покрывала. Линдсей понимал: стоило ему украдкой взглянуть на соблазнительные формы Анаис, и он не найдет в себе сил сопротивляться ей. Ему всегда было трудно не поддаться искушению, особенно когда оно было связано с этой женщиной.