Одержимый
Шрифт:
– Ты любишь скачки? Без препятствий или с препятствиями?
– С препятствиями. Кэти любила… – Он оборвал себя, не желая ничего вспоминать и досадуя на себя за то, что упомянул имя жены.
Повисла неловкая пауза, и, чтобы скрасить ее, Аманда осторожно убрала прядь волос с его лба.
– Расскажи мне о себе, – сменила она тему. – У тебя есть братья или сестры?
– Есть брат. Он на три года старше.
– Чем занимается?
– Металлург. Работает в Сиэтле, на «Боинге».
– Вы с ним близки?
– Нет, не особенно.
Аманда нежно поцеловала его в глаза. Он обнял ее крепче, и она сама прижалась к нему, как бы успокаивая. Ее рука скользнула вниз по его животу, добралась до паха и начала очень нежно его поглаживать.
– А родители живы?
– Да. – Он тяжело дышал от нахлынувшей истомы.
– Чем они занимаются?
«Сказочная женщина», – подумал Майкл. С ней он узнал, как по-настоящему занимаются любовью. Рядом с ней он ощущал незнакомое ему доселе чувство покоя и умиротворенности. И в то же время никто так не возбуждал его.
Кажется, я влюбляюсь в тебя, Аманда Кэпстик. Кажется, я по уши, безнадежно влюбляюсь в тебя.
– Мой отец на пенсии. Он работал врачом общей практики в Лимингтоне, городке на краю Нью-Фореста. А мать была его секретаршей.
Сладко-мучительная ласка продолжалась.
– Красивое место. Ты там вырос?
Сквозь сжатые зубы:
– Да.
– Он еще занимается медицинской практикой?
Легкие втягивают воздух со свистом. Ты сводишь меня с ума!
– Нет. Ему уже восемьдесят четыре. Он поздно женился. В основном плавает на своей лодке. Мать занимается садом, играет в бридж и беспокоится обо мне.
– Моя мать тоже обо мне беспокоится, – сказала Аманда. – Для родителей мы всегда маленькие дети.
– Да. Все переворачивается только в самом конце, когда они превращаются в беспомощных детей. – Он погладил ее по волосам. – А теперь ты расскажи о своих родителях.
– Отец был художником. Он бросил мать, когда мне было семь, и уехал в Индию, чтобы медитировать на горе и ждать просветления. Он попал там в автокатастрофу на своем мотоцикле и умер от заражения крови в больнице в Дели.
– Мне жаль.
– Я едва его знала, он всегда где-то пропадал. А мать – она сумасшедшая. – Аманда улыбнулась. Он видел ее лицо будто в тумане. – По-хорошему сумасшедшая, очень милая, но невозможно эксцентричная. Живет в Брайтоне, ей сорок четыре, и она еще не решила, чем ей лучше заняться в жизни.
– Она вышла замуж во второй раз?
– Нет. У нее было много любовников, в основном неудавшихся художников, или актеров, или писателей. По образованию она художник-график, но ее всегда тянуло к другим вещам. Сейчас она болеет фэн-шуй. Большие компании платят ей огромные деньги за то, что она расставляет мебель в их офисах.
– Здесь все в порядке с точки зрения фэн-шуй?
– Думаю,
– Большое облегчение слышать это.
– Тебе бы она понравилась. Она всем нравится. – Аманда помолчала, затем добавила: – Думаю, ты бы ей тоже понравился.
Снова возникла пауза, но на этот раз в ней не было неловкости, а было волшебство для них обоих. Майкл лежал не шевелясь, не веря, что все это происходит в действительности, что Аманда Кэпстик с ним, обнаженная, в его объятиях, прижалась к его восставшему члену, а на его лице – ее теплое мятное дыхание.
– Ты беспокоишься о Брайане? – спросил он. – Он склонен к насилию? – Майкл говорил, а его пальцы бежали по животу Аманды вниз, чтобы зарыться в нежные волосы.
– Он подлый. Но я не думаю, что он объявится здесь в три часа ночи с топором в руках, – это не его стиль.
– Я неплохо умею обороняться от топора, – сказал Майкл. – Однажды на меня напала пациентка.
– Почему? Что случилось?
Ему хотелось заняться любовью.
– Потом.
– Нет, сейчас! – Аманда так сильно его сжала, что он задохнулся, затем улыбнулся и поцеловал ее в лоб.
– Ну хорошо, хорошо! Я был экспертом по делу об опекунстве. Засвидетельствовал в суде, что мать-ответчица не в состоянии заботиться о своих детях. Спустя год она встретила меня на автостоянке с топором, какие используют дровосеки.
– Она поранила тебя?
– Хотела оттяпать мне ногу, но к счастью, попала в «дипломат». А потом мне удалось отнять у нее топор.
– Я и не знала, что психиатрия – это контактный вид спорта, – сказала Аманда.
Майкл улыбнулся:
– Я тоже, до этого случая.
Помолчав секунду, Аманда спросила:
– Почему ты стал психиатром? Ты всегда хотел им стать?
Этот вопрос часто задавали Майклу.
– В детстве я сильно интересовался биологией и медициной, – ответил он, – частично, видимо, из-за того, что отец был врачом. Получил диплом по психологии, но потом решил, что психиатрия – гораздо более связанная с биологией наука. Я всегда интересовался природой человека, задавался вопросом, что же движет нами. Психиатрия – естественная комбинация науки о теле и науки о разуме. Я бы хотел, чтобы отношение обывателей к психиатрии было чуть более теплым. – Он одарил ее двусмысленным взглядом.
– Я думаю, оно и так чересчур теплое, – сказала она. – И с каждым мгновением становится все теплее и теплее.
– В действительности мы находимся в самом низу медицинской цепочки. Мы – последний рубеж, и к нам обращаются тогда, когда все другие средства исчерпаны. Нам доверяют немногим больше, чем торгующим змеиным жиром шарлатанам.
– Ты сердишься на меня за то, в каком свете я хотела выставить тебя в своем фильме?
– Ты когда-нибудь слышала о том, что если ухватить мужчину за причинное место, то получишь в придачу полную власть над его разумом и душой? – улыбнулся Майкл.