Одесский юмор. XXI век
Шрифт:
…Когда мы с женой впервые прилетели в Нью-Йорк, в аэропорту Кеннеди нас встречали близкие друзья. В разные годы мы их провожали в эмиграцию – кого из Одессы, кого из Москвы, провожали, казалось, навсегда, – и вот, надо же, они и мы опять все вместе, как ни в чем не бывало, неразлейвода, дружба навеки, ура!
Веселой гурьбой, взаимно перемазавшись губной помадой наших дам, мы поднялись на автостоянку на крыше терминала и расселись по машинам. Мы с женой естественным образом попали в машину именно той пары, которая нас официально пригласила в гости в Америку и у которой как у хозяев мы поселялись на недельку. Растроганные встречей, мы вертели головами, глядя через стекла, как
Через сорок минут мы подъехали к симпатичному двухэтажному домику. И уже осмотрев дом, восхитившись подвалом, узнав основные английские слова: «моргидж», «бэйсмент», «иншуренц» и будучи почти укушенным японским пекинесом, я очнулся и выглянул в окно. Никакая кавалькада из аэропорта не прибыла, машина наших хозяев одиноко насупилась под навесом. Наши ближайшие друзья не приехали к своим ближайшим друзьям, чтобы отметить приезд их ближайших друзей. «А где же… все?» – попытался спросить я, но тут прибыла хозяйка и потребовала идти немедленно в «ливинг».
Надо признать, что стол был действительно накрыт по-людски, и налить налили, и даже гости были. Три пары незнакомых нам людей, с которыми у нас не было ничего общего, принялись активно, наперебой расспрашивать нас о том, как именно плохо сейчас живется в России. И, не дожидаясь наших ответов, рассказывать, как именно замечательно им живется в Америке. Отчаянно захотелось соврать что-нибудь хорошее о российской жизни, но то ли от усталости, то ли от отсутствия фактажа пришлось напиться…
А наутро я узнал, что остальные наши друзья не приехали в этот дом потому, что они все уже давным-давно друг с другом даже не разговаривают. И то, что они собрались вчера вечером на территории одного аэропорта, это вообще подвиг с их стороны.
– Понимаешь, – шептала жена, – они тут все друг на друга обижены. Они мне вчера даже говорили, кто на кого и за что, но я ничего не поняла…
– Идиотизм! – возмутился я. – Что же, нам со всеми теперь по отдельности встречаться? С ума посходили в этой Америке…
– Ты не понял, – жена постучала меня пальцем по лбу. – Никто с тобой не собирается встречаться. Они на нас с тобой уже тоже обиделись.
– На нас? Когда? За что?!
– За то, что мы из аэропорта поехали к Лиле с Борей…
– А куда же нам было ехать? Мы же здесь… Они же… Мы же думали… Что мы должны были делать, черт подери?!
– Не знаю, – вздохнула жена. – Наверное, не надо было нам сюда ехать…
… Это только тот, кто Богом обижен, считается в народе дураком. А тот, кто сам умеет ловко обидеться, обычно чувствует себя куда умнее остальных. С годами я стал привыкать, что чувство обиды – это неотъемлемая часть внутреннего мира эмигранта. Обида – это его достоинство. И его гордость. Даже если вам уж совсем нечем гордиться, в кармане всегда есть возможность обиды. «Я с ней не разговариваю!»… «Мы к ним не ходим!»… «Нет, если там будут Канецкие, мы туда ни ногой!»… О, муки эмигранта, приглашающего родственников и друзей, к примеру, на свой юбилей! Самая грандиозная и невыносимая задача – рассадить гостей. Из ближайших друг к другу любезнейших ста двадцати персон ни одна персона с другой рядом не сядет. Вот вам проект успешного русского ресторана: двести столов, каждый на одного человека, все столы отделены друг от друга бронированными перегородками. Вот где хорошо и безопасно собраться
Из полной удивительных историй народной антологии эмигрантской обиды меня восхищают многие примеры. Мать, не разговаривающая с дочерью за то, что та не добавляет тертые помидоры в икру из баклажанов… Партнер, обидевшийся на партнера за то, что тот, отдыхая в Лас-Вегасе, выиграл в рулетку двести долларов… Друзья детства, обидевшиеся на своих друзей детства за то, что у тех в доме в 94-м году обедал Жванецкий… И так далее.
Но особенно я люблю историю экскурсовода, который насмерть обиделся на всю сопровождаемую им же группу туристов. Надеюсь, полюбите эту историю и вы.
Итак, русскоговорящий экскурсовод, назовем его Абрам Вареник, повез группу русскоговорящих же туристов из Нью-Йорка, скажем, во французскую Канаду. (Для тех читателей, кто думает, что я специально придумал смешное сочетание имени и фамилии героя этого рассказа, вынужден сообщить, что ничего такого смешного у меня получиться не могло, потому что настоящее имя экскурсовода Давид Суп.)
Надо сказать, что Вареник был хорошим экскурсоводом, а может, даже и лучшим из лучших. Во всяком случае, он был человеком образованным и не мог себе позволить отправиться на экскурсию, не зная о ней буквально ни бельмеса, как это делали все остальные его коллеги. Что-то Абрам знал в силу своего ума и высшего образования, что-то черпал из туристических проспектов накануне тура. Как культурный человек он просто не мог иначе. Как ни странно, именно культура и подвела.
Экскурсовод Вареник был культурным человеком.
Его экскурсанты – нет.
В принципе, в любой экскурсии русскоговорящих туристов интересовали только две вещи: входит ли в ее стоимость питание и как захватить передние места в автобусе. И больше ничего. Ни чем отличался Ван Гог от Гогена. Ни в каком году индейцы продали Манхэттен. Ни сколько синих полос на американском флаге. Ни-че-го.
«Эта экскурсия с питанием?» – спрашивали туристы и, не слушая ответа, расталкивали друг друга локтями и коленками, штурмуя автобус, чтобы занять переднее сиденье раньше тех, кто имел на него билеты.
Это очень расстраивало Абрама. Не только жадность русскоговорящих туристов к питанию и передним местам. Вообще: отсутствие культуры.
Абрам Вареник был настоящий российский интеллигент и поэтому любил свой народ. Но случилось так, что впервые в жизни он столкнулся со своим народом только в Америке. В прежней жизни Абрам был не гидом, а инженером в проектном институте и общался соответственно с людьми своего уровня. Жил Абрам на улице Щепкина, а народ в основном проживал на Привозной. По выходным, пока народ бесновался на стадионе, Абрам отсиживался в филармонии. Разумеется, и на родине Абрам мог случайно встретиться в одном автобусе со своими будущими туристами. Но тогда ему вовсе не нужно было с ними общаться, зарабатывая на хлеб, и из того автобуса можно было легко сойти на любой остановке… Здесь же он должен был терпеть их рядом целый день, а иногда даже и два. Говорить с ними. Отвечать на их вопросы. Мирить их в борьбе за питание и передние места. О ужас, расселять их в гостинице…
И поэтому иногда Абрам Вареник не сдерживался.
– Надо быть помягче, Абрам, – говорил ему после очередной жалобы бывший комсомольский работник, позже беглый новый русский, а теперь хозяин турагентства Флоткин. – Все ж таки это люди.
– Нет, – тихо отвечал Абрам.
– Что «нет»? – удивлялся Флоткин.
– Не люди.
Начальство Вареника прощало и снова отправляло в очередную поездку, потому что он все равно был лучшим гидом.
Поездка во французскую Канаду была последней каплей.