Один день Александра Исаевича
Шрифт:
— А… эээ…
— Что? Боишься уподобиться стукачу? Во-первых, твоя задача не стучать, а дословно запротоколировать всю беседу. Включая твои реплики, причем, их — в особенности! Поэтому с самого начала запоминай, от и до. Во-вторых, это оперативная разработка — мы должны выяснить надежность нашего осведомителя. Для него ты тоже будешь объектом разработки, но на тебя он будет именно стучать, то есть не беседу дословно докладывать, а то, что он посчитает нужным и важным. А мы потом сопоставим. Именно поэтому от тебя требуется запоминать буквально каждое слово!
Что ты должен сделать в
— А можно сразу вариант предложить?
— Вот так, прям сходу? Ну, попробуй.
— А что, если моя легенда — я сам?
— Расшифруй.
— Я, это я. Совершил должностное преступление, арестован и под следствием. Тогда ничего выдумывать не нужно, и я ни на каких мелочах не проколюсь. Играть лейтенанта госбезопасности мне не надо, я и так он!
— Гм… допустим. И какое преступление ты совершить успел, если в Москву только сегодня явился?
— А вот в дороге оно и случилось! Ну, например, если уж все достоверно, я же не один ехал, а с подопечным, который успел в бандеровцах побывать. Давайте представим, что это настоящий матерый бандит, которого я доставлял сюда, а он по дороге сбежал.
— Так, интересно. И, когда его вез, в каком качестве этого делал?
— Начальника караула. Я и четыре бойца охраны.
— Но ты-то офицер госбезопасности, а не конвойных войск.
— Так я в Москву по переводу все равно ехал, вот меня с оказией и подрядили!
Подполковник встал, подошел к окну, задумался…
— Мороженное хочешь? — неожиданно спросил он.
— А?
— Мороженное, спрашиваю, хочешь? Ты ж московское, наверное, и не пробовал ещё. Тут на площади холодильный лоток каждый день выставляют. Я пошлю бойца, чтобы сгонял. Да не стесняйся, по глазам вижу, что хочешь. Я и сам съем.
— Ну, если можно… — неуверенно протянул Данька.
Подполковник уже держал трубку телефона. Набрав номер дождался ответа и кому-то сказал:
— Виталя, не хочешь за холодненьким метнуться? Как обычно, я угощаю. Мне два возьми… Да не заболит горло, второе для гостя. — Нажав на рычаг телефона пальцем, он пояснил: — Виталя — водитель, всё о моём здоровье печётся…
Подполковник положил трубку, достал из кармана несколько купюр и мелочь, отсчитал и положил на край стола. После этого продолжил:
— Что ж, идея мне нравится. Чем меньше притворства и правдивее легенда, тем проще ей следовать. Раз легенда в целом готова, то затягивать не будем, завтра приступим к реализации. Сейчас какие есть вопросы?
— Я так и не понял, почему мне не нужны подробности про объект?
— Вы же в камере по легенде впервые встречаетесь. Если ты с его делом подробно ознакомишься, то можешь случайно оговориться, показать свои знания про него, чего быть не должно. Я и так тебе лишнего сказал, по-хорошему ты и имени знать не должен — там
Минут через десять заглянул сержант, он передал скрученный конусом пакет из газеты, в котором лежало две упаковки эскимо и получил заранее отсчитанные деньги.
С перерывом на обед отрабатывали легенду до конца рабочего дня.
* * *
За спиной закрылась дверь камеры, звякнули засовы и замок. Данька, держа в руках перед собой одеяло и подушку, немного постоял, оглядывая двухместную камеру предварительного заключения. Мельком с безразличием глянул на сидящего на нарах мужчину, про себя отметил: «Он». Тот с удивлением уставился на лейтенанта МГБ в форме, но без фуражки и ремней. Удивление не наигранное, значит про сокамерника, опять же для пущей достоверности, ему пока ничего не рассказывали.
Второй день пребывания в Москве был насыщенным, поэтому вечером, когда его привели в камеру, специально изображать усталость не было необходимости. Данька коротко бросил:
— Вечер добрый, — это прозвучало устало и безразлично, как обычная дань вежливости.
— Здравствуйте, мил человек! — вроде как даже радостно и заинтересованно ответил сокамерник, изобразив широкую улыбку.
«Как-то он угодливо и подхалимки лыбится», — заметил про себя Данила и, не обращая внимания на попытки сокамерника начать беседу, застелил нары, отметил наличие матраса, что откровенно порадовало — пришлось как-то пару суток провести на гауптвахте с голыми нарами и повторять этот опыт не хотелось, — снял гимнастёрку и, сбросив сапоги, тут же с безразлично брошенным «спокойной ночи», улегся и через несколько минут мерно засопел…
Из «шарашки», где в это время Александр Исаевич отрабатывал по своей основной специальности математиком (или, вернее, библиотекарем), его выдернули после обеда якобы на допросы по новому делу. Следователь же ему объяснил, что надо будет разговорить сокамерника и составить на него рапорт.
И вот осуждённый Солженицын смотрел на спину безмятежно спящего лейтенанта госбезопасности, в нарушение режима улёгшегося до отбоя. «Ну, ничего, посмотрим, как ты потом будешь спокойно спать», — ехидно подумал сексот.
Утром, сразу после завтрака, Солженицына увели на «допрос». Минут через пять пришли и за Данилой.
Ввели в кабинет подполковника. Тот, отпустив конвойного, спросил:
— Завтрак ел?
— Да, вроде того… — неуверенно ответил Данька.
— На казённых харчах не разжиреешь. На, перекуси, — подполковник сдернул газету, прикрывавшую тарелку с бутербродами, достал две кружки и налил в них чай из термоса.
— Ну что, как первые впечатления? — продолжил он вопросом.
— Да пока особых и нет. Я никакой заинтересованности не выказал и улегся спать.