Один день, одна ночь
Шрифт:
Дэн завидовал и ревновал, и уже ясно было, что все всерьез, а это значит, жизнь изменится.
Может, даже лучше станет, шут ее знает, но прежней больше не будет, а та, прежняя, подходила Дэну!..
Они с Володькой были на равных с семи лет и по сей день, и Дэну казалось, что по-другому и быть не может. И не должно!..
Володькин отец рано умер от сердечной болезни, а своего Дэн вообще не знал, зато их очень любили мамы и тетя Оля. Тетя Оля так вообще!.. Когда у нее появлялись деньги – нечасто, но все же появлялись, – она всегда покупала два одинаковых подарка, племяннику и его другу, чтоб никто не был
В школьные компании их до поры до времени не брали вовсе. Со спортом дело не заладилось, в волейбол они играли плохо, и одноклассники, распределяясь на команды, все мечтали сбагрить их противнику и из-за этого ругались и дрались. На турнике они висели, как длинные бледные макаронины, отжиматься тоже не умели как следует. Береговой, правда, хорошо катался на лыжах, Столетов поигрывал в теннис, но для школы это никак не годилось. А Дэн еще носил очки, вообще ужас!..
Они оба хорошо учились, потому что мамы расстраивались, если они начинали учиться плохо. Мам они любили, а хорошо учиться ничего не стоило. Но хорошо учиться считалось как-то... не по-мужски. Мальчик должен сбегать с уроков, курить за школой, пить в соседнем подъезде пиво, обсуждать девчонок и поносить училок и предков, иначе что это за мальчик?..
Потом они подросли, и у красавиц, постепенно обзаводившихся бюстами и длинными ногами, появился спрос на кавалеров, которых решительно не хватало. На пятнадцать красавиц приходилось всего девять потенциальных обожателей, включая недотеп и ботаников Берегового и Столетова.
Их стали приглашать на дни рождения и в гости – а куда деваться-то? – но тут Береговой перешел в физмат-интернат, а Дэн, оставшись один, потерял последнюю уверенность в себе.
В университете первые годы оба только и делали, что занимались во все лопатки – боялись, что выгонят. На поступление – репетиторов, подготовительные курсы и все прочее – были угроханы большие деньги, мамы старались изо всех сил.
Мам они любили и не могли их подвести.
Когда стало можно перевести дух и оглянуться, выяснилось, что девушкам с ними неинтересно, а им неинтересно с девушками. У них не было ни машин, ни богатых родителей, ни дач, ни заграниц, то есть ничего из того, что требовалось, чтобы произвести впечатление на слабый пол. Правда, Береговой был очень умный, а Столетов талантливо писал – ну и что с того?..
Романы у обоих получались какие-то мимолетные, куцые и скучные до ужаса.
Береговой говорил, что во всем виноваты «социальные протоколы».
– Мы просто делаем то, что положено, понимаешь?! – объяснял он Дэну, когда его бросала очередная девушка. – Положено приглашать девушку в кино, ну, я ее приглашаю. Положено цветы дарить, я дарю. Положено на день этого... как его...
– Святого Валентина, – подсказывал Дэн.
– На этого, блин, кретина положено рисовать веселые картинки в виде красных сердец.
– Зимой на крыше неприятно, – говорил Дэн, – дует сильно.
И им становилось весело.
Потом они оба стали заняты на работе, и на «социальные протоколы» совсем не осталось времени, и Дэн встретил Глафиру Разлогову, чужую жену, влюбленную в мужа, умную, чуткую, веселую. Он и мысли не допускал о романе, но она так нравилась ему, что иногда даже снилась, и на ее фоне померкли все остальные редакционные барышни, с которыми он общался. Он честно и мужественно дружил с Глафирой, без всяких надежд и перспектив, и уверял себя, что так и должно быть.
Видимо, они с Володькой обречены на одиночество. Два эдаких байроновских героя.
Теперь, выходит, Володька больше не обречен? Байроновский герой остался только один, а второй после всех рассуждений о «социальных протоколах» покупает по ночам розы?..
Время было позднее, Дэн очень устал от приключений сегодняшнего бесконечного дня, предстоящие перемены в жизни его пугали, и он решил махнуть на все рукой.
Там видно будет, а пока... Пока он чуть не забыл, зачем приехал!..
– Слушайте, мужики, – громко заговорил он, вваливаясь на кухню, где Береговой с Митрофановой, как это ни странно, не целовались. Катя резала на доске что-то аппетитное, а Володя смотрел на нее, как дурак. – Ребята, я же хотел вам рассказать!
Он схватил с доски кусок ветчины и запихнул его в рот.
– Сегодня к Мане Поливановой, – продолжал он, чавкая, – приперся Гудков! Все помнят Гудкова?..
Митрофанова положила нож и взглянула на Берегового. Тот пожал плечами.
– Артем? – спросила она настороженно. – Ты ничего не перепутал?
– Да я не перепутал! Смотри, у них весь вечер какая-то свистопляска была! Домового, что ль, хоронят, ведьму замуж выдают, ничего я не понял.
– Какую ведьму?
– Я приехал, – начал Дэн, протискиваясь на свое привычное место у окна, – уже довольно поздно. Ольга, ну, тетя моя, собиралась у Алекса интервью брать, это она мне утром сказала. Я и решил: дай заеду! Может, она все еще берет, а тут я как раз кстати!.. И заехал. Маня очень сердитая была, невозможно просто, но потом ничего, отошла. Тетя тоже какая-то переполошенная, как кура. Ну, Алекс, как всегда, по нему ничего не поймешь. Еще девица была, фотограф, я ее не знаю, она для нас никогда не снимала, хотя я почти всех хороших фотографов знаю! Ну вот. Кать, а можно мне еще?..
Митрофанова спохватилась и поставила на стол доску. Ветчина была нарезана толстыми ломтями, свежий багет поломан большими кусками, как на картинке из французской кулинарной книги. А еще сыр и крупные черные глянцевые маслины.
– Дэн, я не поняла. Гудков-то откуда взялся?
– Да в том-то вся и штука. Звонок в дверь – ба-а-а! Артем! Собственной персоной.
– Он к Мане приехал?!
– А пес его знает! Он как будто про Маню и не знал и стр-р-рашно удивился, когда ее увидел.