Один день в тылу, или Назад в 43-й

Баева Лада

– Урраааа, кажется, мы дома, – обнялись все трое.

Глава 12

– Ну что, помогли тебе внучата? – послышалось сверху, когда ребята в полуобморочном от сосущих желудков состоянии поднимали ящики с посадочной картошкой, чтобы выставить их в горницу, а затем перенести на веранду перед, где она дожидается обычно непосредственной посадки.

– Не было никаких помощников.

Весь навоз сам по полю растащил, – прокряхтел дед. – Нешто на речку убежали. Надеюсь, хоть не самогону отхватили в голбце. А то поди лежат в подвале веселые сны наблюдают. Надобно бы проверить.

– Открывай давай, лучше сами выберемся, – скомандовал Родион братьям не решавшимся никак открыть люк в горницу.

– Так ведь журить сейчас будут, – замешкался Славик.

– Ну иди обратно в сороковые годы двадцатого столетия. Там никто тебя журить не будет.

– Нет, уж. Деда, привеет! – и с этими словами Слава открыл крышку. И на деревянный пол в комнате один за другим начали выставляться ящики с картошкой.

– Ну что вы там, выспались что ли? – проворчал дед. – Или на речку удирали? Уж не самогону ли хрякнули?

– Бабушка, дедушка, простите! – загалдели парни, озорно повыпрыгивавшие в просторную теплую комнату.

– Мы все обязательно сделаем.

– Все перекопаем. И картошку посадим!

– Можете не сомневаться, – наперебой галдели ребята.

– Ну уж хоть не сегодня. Вроде спиртом не пахнет, – принюхивалась к каждому поочередно бабушка Таисия. – Ладно, дружочки, не знаю, где вы там пропадали, но покормить вас надо. Идите ести, пока картошка горячая в чугуне. И пряжеников настряпать успела.

Родион, Петя и Слава ужинали в полной тишине.

– Вот смотри исправились, ишь ты. Жуют сорванцы молча, – заметил Тимофей Борисович, нарезая еще хлеба.

– Бабушка, как вкусно, – нарушил, наконец, молчание Родион.

– Очень, бабуль, подложи мне еще картохи с маслом, – попросил Петя.

– Бабушка, я так счастлив жить и трудиться в наше время, – выдал Слава. – Ничего не ел вкуснее.

Дед вытаращил глаза на внуков, постоянно отбрыкивавшихся от простой деревенской пищи, в угоду перекусов чипсами и прочей непонятной снеди.

– С чего это вдруг? Нашкодничать али успели? Признавайтесь-ка, где вы были, – спросила Таисия Федоровна.

– На войне, – признался Слава.

На что Родион снова постучал себе у виска, предлагая брату подумать, а потом говорить.

– Ну

вот, говорю, сорванцы, играть удирали, – сказал дед с улыбкой. И добавил сурово. – В войну лучше не играть. Люди ради жизни воевали.

– Да в тылу мы были, в тылу. В этой самой деревне, – добавил Петька, несмотря на запрет старшего брата.

Слава уже хотел возразить. Но вдруг посмотрел в глаза бабушки. Как же они ей напомнили очи той девушки с длинной косой, для которой он нарвал сирени…

* * *

Утром следующего дня все трое проснулись раньше обычного. Вячеслав куда-то утром исчез. Тем временем на вопросы деда и бабушки Родион с Петром отвечали, что им не спалось, и мол, пора идти работать – весенний день год кормит.

А когда все собрались, умылись и сели за круглым столом по традиции пить чай с творожными ватрушками, на столе стоял букет с сиренью.

– Повзрослели соколы, – любуясь на внуков, сказала бабушка Таисия.

Послесловие

Книга посвящается моим бабушке Зое и дедушке Федору Коробовым – труженикам тыла. В повести описаны некоторые обстоятельства, рассказанные бабушкой и дедом, в которых им суждено было оказаться, как и тысячам других людей, будучи подростками в годы Великой Отечественной войны.

В эпизоде о войне отражены воспоминания Аркадия Иосифовича Кононова, опубликованные его потомками в книге «Жизнь рядового пехотинца».

Мой дед – ты не был на войне. Пришлось в тылу трудиться. Завод давал броню стране Для танков и "железным птицам". Точа снаряды для "Катюш", Полуголодный и недосыпая… Мой Дед, ты – ВОЕВАЛ! Но этот фронт Мы, почему-то, часто забываем… Лариса Зорина. Строки посвящены Булдакову Андрею Степановичу – токарю секретного цеха на медеплавильном заводе города Карабаш.