Один долгий вечер
Шрифт:
Антон Григорьевич вышел из подъезда и лёгким шагом направился к машине, на ходу снимая с сигнализации. Краем глаза он заметил какое-то движение и увидел сына, но странность заключалась в том, что Олег его не замечал, как сомнамбула глядя перед собой.
— Олег? Ты что тут делаешь? — спросил он. А сын его не услышал.
Антон подошёл вплотную и задал вопрос снова. Сразу стало не по себе, у Олега был такой вид, будто он разом сделался слабоумным и ничего не понимал. Мужчину всегда передёргивало от таких детей, он и жене был благодарен, что с их ребёнком всё в порядке, а если бы ни дай
— Что-то случилось? — догадался отец.
Олег зажмурился, лицо его дёрнулось, и он быстро превратился в десятилетнего мальчика, по алым щекам потекли скупые слёзы.
Как душу продают дьяволу, так и Олег заложил её своему собственному отцу. Ради одной единственной девушки — Таисии Синёвой.
11
В роще возле домов было много укромных уголков, но там, где она заканчивалась, шли поля, и через несколько десятков лет здесь будут стоять стройные ряды высотных домов. А пока только дачники иногда ходили по лесу — собирали грибы. Больше никто в этих местах не появлялся. Поля не обрабатывались давно, земля не удобрялась, вероятно, она оказалась брошена.
Справа от рощи шла старая асфальтовая дорога, выходящая потом на трассу Ростов-Волгодонск. Она целый день была пустынной, разве что иногда проезжали на рыбалку в дальние каналы какие-нибудь любители рыбаки то на велосипеде, то на машине-легковушке.
Серебристая «Вольво» остановилась на краю леса. Из машины Макса Левонского, за рулём которой в последнее время ездил Ваня Перелётный, вышли трое парней и вытолкнули худенькую девушку. Она упала на землю, медленно села, опустив футболку, и так и сидела, не поднимая головы.
Они стояли в тени, солнце за высокими деревьями уже садилось, и поэтому из леса веяло прохладой. Кожа девушки покрылась гусиными пупырышками, но скорее не от свежего ветерка, а от страха. Животного, бьющегося где-то в горле, пульсирующего тупой болью в пораненном глазу, на щеке, становящейся синей на глазах, в синяках по всему телу. Её сюда привезли не разговаривать…
Перелётный не спеша присел на корточки возле неё: — Что скажешь, Синёва? Ты виновата в том, что наши дорожки с Олегом разошлись. Краса-авица. А?
Девушка молчала, зная, что любое сказанное слово может быть использовано против неё. Впрочем, как и молчание тоже. Перелётный размахнулся и снизу кулаком ударил в лицо девушке. Попал в нос, Тая вскрикнула и согнулась пополам, зажимая его. Между ладоней стала просачиваться кровь.
Гоша и Максим ухмылялись.
— Ну что, начнём? — нетерпеливо спросил Коробейников, яростно жуя жвачку с арбузным вкусом. Он постоянно их жевал, иногда казалось, что он и спит с ними за щекой.
Перелётный коротко отрицательно мотнул головой: — Позже. Поедем ко мне на дачу. А пока остыньте и покурите чего-нибудь.
Ваня ухмыльнулся, блестя глазами на друзей. Гоша нервно работал челюстями, жадно оглядывая тоненький силуэт девушки Роторова. Он не понимал, что в Синёвой особенного, что привлекло такого парня, как Олег. Но ему не терпелось узнать это.
Таю оттащили к дереву и связали руки и ноги широким скотчем. Девушка
Ей вдруг показалось, что она неправильно поступала по отношению к Олегу. Нужно было расстаться с ним, отпустить. Пусть бы он немного забыл о ней. Может быть, тогда было бы легче… Она была уверена, что сегодня, 2 июня, в этот тёплый день, её убьют. Сначала поиздеваются. Та боль, что мучает сейчас, мелочь по сравнению c грядущей. И всё же где-то глубоко-глубоко внутри оставалась надежда. Именно она не давала расклеиться окончательно и горько плакать.
Когда зимой Перелётный изнасиловал Дашу, Тая ждала исполнения угроз в свой адрес. Жила в постоянном страхе, но время шло, а Олег убедил её, что он сможет защитить.
От зимы до лета прошло много времени, чувство страха притупилось, чувство осторожности тоже. Она сама, и только она виновата в том, что сейчас сидит с разбитым лицом под взглядами этих подонков. В душе оставались пустота и горечь.
Её жизнь с самого рождения была ошибкой, никому не нужной обузой, и почему же сейчас, когда она встретила человека, полюбившего её, влюбилась, злые люди возвращают всё на своё место. Неужели она не имеет права немного побыть счастливой…
Хоть и суждено им с Олегом всё же расстаться в будущем. Нет, её снова смешивают с грязью, как это было всегда. Она не имеет права на счастье с Олегом. Потому что это было невозможно с самого начала, они с ним с разных планет и даже измерений. Ни его родители, так друзья, ни друзья, так разность социального положения — что-то должно было их развести. И жутко было представить, что это будет её смерть.
«Я не хочу умирать, — думала девушка, слизывая кровь с губ, нос нестерпимо пульсировал болью, — я хочу просто любить и быть любимой. Неужели это так уж невозможно? Неужели мне не суждено этого? Никогда в жизни никто не любил меня так, как он. И я никого не любила, кроме него».
Она хотела бы спокойно посидеть и подумать хотя бы те минуты, часы, что оставила ей судьба в виде Вани Перелётного, но и это была роскошь. К ней подошёл Гоша Коробейников, разглядывая острые скулы и грустные глаза девушки: — Если бы я не знал, что ты девушка Роторова — ни за что бы не поверил. Он такой весь крутой, знаменитый, а ты… Ты ж отродье, — он рассмеялся, — может, ты трахаешься классно? Это мо-ожет, согласен.
Уголки губ Таи горько опустились, непрошенные слёзы покатились по щекам. Предательские, ненавистные слёзы обиды и бессилия. Против таких, как Гоша, у неё никогда не было аргументов и сил бороться.
— Эй, отстань от неё, получишь ещё со стола Роторова, куда она денется! — прокричал Ваня из машины.
Гоша хмыкнул и отошёл от Таи: — Не могу понять, чего ты тянешь, Лёт. — Назвал Ваню новым прозвищем Гоша. — Трахнули бы её как следует и сейчас, и потом.
Ваня презрительно скривил губы: — Тебе так уж не терпится пощупать эту худышку? Так я тебе разрешаю, но только пощупать. Иметь пока нельзя — растяни удовольствие, сексуальный маньяк. Я ещё не решил, что с ней делать. Иди, покурим и подумаем, а потом поедем ко мне. Там-то точно будет веселее вчетвером.