Один долгий вечер
Шрифт:
— А я знаю? Что ты вцепилась в меня, Синёва, отвали.
— Отвали сам, придурок, я хотела помочь, — разозлилась Тая и отошла от него.
Олег затих, покряхтел и достал из кармана джинсов зажигалку. Несколько раз чиркнув ею, он снова загнул трехэтажным матом, пока огонёк не загорелся в его посиневших от холода руках. Направив пламя к правой ноге, он замер, а Тая нервно сглотнула. Светлая брючина была разорвана и вся в крови.
— Твою мать, — заключил Олег.
Тая нагнулась, и, пока он светил, разорвала джинсы до колена. Сбоку на икре алела кровью рваная
— Подожди, надо остановить кровь, — категорично заявила девушка и принялась отрывать от своей рубашки низ вместе с пуговицами. Ткань была мокрой, непослушной, пришлось использовать ключи от квартиры, лежавшие в кармане. Туго перебинтовав Олегу ногу, она поднялась и посмотрела ему в лицо.
— Наверное, надо будет зашивать. Но артерии и вены не повреждены, крови не слишком много.
Он потушил зажигалку и в темноте произнёс после долгого молчания: — Спасибо, Синёва, ты молодец.
— Ага, не ори на меня больше только, когда я хочу помочь.
— Ладно, ладно. Больно, блин.
— Где ты это?
— Да тут, нахлебался грязи на полу, встал и пошёл, зацепил ногой что-то острое, кажется ящик с торчащими из них железками. Где это мы, чьи это шутки? — без всякого перехода возмутился он.
— Не знаю, — Тая передёрнула плечами и стала расстёгивать рубашку. Холод просто душил её, мокрые вещи примерзали к телу. — Ты извини, но я сниму мокрую рубашку, не могу, холодно.
Он не ответил, как будто и не услышал её, включая пламя зажигалки и поднимая руку вверх, чтобы разглядеть пространство вокруг. Он сам тоже был мокрый, но его куртка валялась рядом на полу, а в неё можно было хотя бы завернуться.
Тая посмотрела на неё и промолчала. Не станет она просить Олега Роторова об одолжении. Девушка осталась в одном чёрном лифчике и чёрной нижней майке с тоненькими бретельками. Так было меньше холодно, по крайней мере, от остатков рубашки она стучала зубами.
— Сто процентов эти придурки придумали. А что это шумит? Дождь, что ли?
Тая прислушалась: — Ага, сильный.
— Пошли, поищем выход отсюда.
Он медленно похромал между тюками, сваленными в горы, ящиками и рулонами чего-то.
— Что это за место? — спросил он, оглядываясь.
— Склад, наверное, какой-то.
— Ну, я им устрою, уроды, шуточки, — зло бормотал Олег, прерывисто дыша от холода. — На, подержи, я тоже сниму рубашку, сейчас сдохну от холода.
Он отдал девушке зажигалку, остался с голой грудью и надел на себя свою куртку. Рубашку повесил на один из ящиков и с каменным лицом пошёл дальше.
Тая не заметила его беглого оценивающего взгляда, прошедшегося по маленькой груди девушки, худым ключицам и тонким рукам. Она проглотила ком обиды в очередной раз. С какой стати он бы предлагал ей согреться в своей куртке, её ведь вообще за человека не считали. Она к этому привыкла, но сейчас почему-то стало больно, как будто в первый раз. Может, в этом полумраке, очутившись здесь с ним, помогая с ногой, девушка ожидала от Олега Роторова чего-то другого, что он поведёт себя иначе? Тая горько
Они потоптались возле пятиметровых створок, те были замкнуты снаружи. Олег долго бил в них кулаками и поливал грязью своих друзей, но было слышно только, как струи воды стекают с крыши и бьются об асфальт. Возможно, они уже превращаются в потоки тёмной воды. Такой тёмной и холодной, как ночь. Температура за вечер явно упала, особенно это ощущала Тая, стоя здесь. Зажигалку она спрятала в карман штанов, над дверью горела тусклая контрольная лампочка. Все окна были высоко под потолком и забраны решётками.
Девушка ещё раз огляделась и окончательно пришла к выводу, что это склад какого-то старого завода или фабрики. Здесь были свалены в гигантские кучи тюки обрезков ткани, сопрелые и вонявшие плесенью рулоны этой же ткани, похоже, бязи или ситца. Было ощущение, что здесь это лежит триста лет, такой стоял запах вокруг. А ящики из-под консервных банок или бог знает чего, были далеко не новыми.
Девушка подумала о том, что её день рождения уже, наверное, наступил. Она никогда не любила этот праздник, не считая его таковым. Мать только напивалась в этот день и часто била её за что-нибудь, а дед и не знал, что 30 сентября — её День рождения.
— А, поня-ятно, — протянул Олег, что-то заметив возле двери. Там стояла бутылка коньяка, самодельные сигареты россыпью в аккуратном пакетике и мешок углей для жарки шашлыка или барбекю, не забыли и о бутылке ацетона и спички.
Роторов схватил записку, на которой почерком Вани было выведено: «Отдыхай, разнообразие — это жизнь!»
— Философ грёбанный, — выкинул записку Олег и мрачно посмотрел на Таю, всю посиневшую от холода. Её тёмные глаза сейчас казались чёрными, а взгляд мрачным. — Ладно, не горюй. Перекантуемся ночь, а там они приедут за нами, пошли, запалим костёрчик. Холодно.
Тая понесла вглубь бумажную упаковку с углём.
— А пожар мы не наделаем? Сдохнем здесь, как крысы.
Олег остановился, тревожно глядя на неё.
— А ты соображаешь, не то, что эти дебилы. Выкини тогда это, не умрём. Жалко, света нет.
Но Олег ошибся, Тая заметила у красного пожарного щита большой фонарик с переносным аккумулятором и указала на него. Олег взял его, включил — он отлично освещал путь, рассеивая темноту.
— Лучше, я думаю, не сидеть возле двери, здесь холоднее, — сказала Тая онемевшими губами.
— Ага. Пошли туда, — Роторов указал место с большим количеством тюков с тканью и обрезками. Их были горы, некоторые упакованы, некоторые разорвались и валялись разноцветным ворохом.
— Здесь, наверное, полно крыс.
— Сегодня их тут не будет, мы не дадим, — брезгливо сплюнул молодой человек, охватывая пространство лучом света.
— Если не будет света, они придут, — пожала ледяными плечами девушка.
Олег вскинул на неё лучом и произнёс: — А ты не такая тупая, какой хочешь показаться. В классе никогда не говоришь, не отвечаешь. А тут такие вещи выдаёшь.