Один-единственный
Шрифт:
Ее глаза привыкали к темноте. И сразу же она увидела Бронсона. Вот он! В дальнем углу теплился красноватый огонек сигареты. Наверняка какая-нибудь американская дешевка!
Принцесса сделала глоток из своего бокала и направилась на красную светящуюся точку, пристально вглядываясь в темноту.
— Так бы и выплеснула это шампанское в вашу нахальную физиономию, — подойдя к нему почти вплотную, прошипела она.
Бронсон не соизволил даже взглянуть на нее.
— Я бы не стал так рисковать.
— Ах да! — вспыхнула она. — Вы же предупреждали меня однажды,
— Если будет нарываться.
— Как мило! Истинный неандерталец!
— Смейтесь на здоровье, принцесса. Но только попробуйте поднять на меня руку, и я, черт побери, ударю в ответ.
— Настоящий мужчина не станет вести себя подобным образом.
— Вот как? Но и настоящая леди не станет смущать другую женщину, как это сделали вы.
Изабель не обратила внимания на его слова, раздраженно отмахнувшись от них нетерпеливым жестом:
— Марго понимает, что в этом нет ничего личного.
— Возможно, тут вы и правы, — ответил Бронсон. — Кажется, действительно, большинство окружающих воспринимают ваше плохое поведение как норму.
— О, мне очень жаль, если мы оскорбили ваши чувства! Ну как я могла позабыть, что Америка — это последний в мире оплот общественной нравственности?!
— Во всяком случае, там мне ни разу не приходилось видеть таких безобразий, как сегодня в вашем замке.
— Так почему бы вам не поехать домой, мистер Бронсон, где атмосфера более соответствует вашей ранимой душе?
Он взглянул на часы:
— Мой рейс через десять часов и одиннадцать минут.
— Не опоздаете?
— Не беспокойтесь об этом, принцесса. — Он посмотрел на нее с подчеркнутой учтивостью. — Меня здесь ничто не удерживает.
Что-то было такое в его словах... А может, в том, как он произнес их? Или просто она осознала, что ни одна живая душа на всем белом свете ни капельки ее не понимает? Как бы то ни было, слезы, которые Изабель старательно сдерживала в течение всего этого дня, вдруг заструились из ее глаз отчаянным, неудержимым потоком. Она опустилась на скамейку и зарыдала.
— О Господи! — растерялся Дэниел. — Да не ревите же вы.
Он был из тех мужчин, которые совершенно теряются при виде женских слез. Впрочем, тут следует отметить, что на свете не меньше женщин, умеющих отлично пользоваться этим. Но Дэнни в этом смысле был самым несчастным из своих собратьев. Один вид плачущей женщины вызывал у него мощный выброс тестостерона и состояние, близкое к шоку.
Он молча стоял рядом, тупо глядя на Изабель, то и дело промокавшую лицо подолом своего драгоценного бального платья, и испытывал одно-единственное более-менее определенное чувство: жгучее желание снова обрести душевный покой. Ведь перед ним был вовсе не несчастный ребенок с разбитым сердечком, а богатое дитятко, рожденное на простынях с королевскими монограммами и готовое демонстрировать свою исключительность всем и каждому. Таких женщин Дэниел распознавал с первого взгляда и, надо сказать, терпеть не мог. Она была нахальна, эгоистична и, черт бы ее побрал плакала так, точно сердце ее и впрямь разрывалось от
— Во имя Христа, — сказал Бронсон, присев на корточки и схватив ее руки в свои ладони. — Вы не должны утираться этим платьем.
Даже не подняв глаз, девушка ухватилась за его смокинг и уткнулась лицом в черные лацканы. Ее жгучие слезы моментально пропитали рубашку и согрели кожу на груди. Так много слез...
Бронсон посмотрел на ее склоненную голову и был очарован видом темных волос, блестевших в темноте. Если она разыграла эту сцену нарочно, чтобы тронуть его сердечные струны, то ей за актерскую работу полагался Оскар. Ему вдруг захотелось обнять эту плаксивую принцессу, осушить губами ее слезы и овладеть ею прямо тут, на этой террасе. Его не остановила бы даже угроза гильотины, и лишь то, что Изабель и так уже достаточно оскорблена, остудило его пыл.
Бронсон принялся шарить по карманам в поисках носового платка.
— Вот. — Он вытащил щеголеватый, украшенный фирменной монограммой прямоугольник. — Эти проходимцы ляпают Сен-Лорана куда попало.
Изабель с благодарностью приняла кусочек ткани.
— Это... это н-не Сен-Лоран, — всхлипывая, сказала она. — Это К-Кристиан Лакруа.
Бронсон выпрямился, не в состоянии сдержать улыбку.
— Я плохо разбираюсь в именах дизайнеров. Изабель сделала жест рукой, уже знакомый ему.
— Вы можете и-идти.
— То есть я свободен?
И зачем только он жалел ее?!
Принцесса кивнула. Она-то еще слишком плохо знала Бронсона, чтобы услышать в его голосе раздражение.
— Я хочу побыть одна.
— А минуту назад вы хотели плеснуть мне в лицо шампанским.
На самом деле минуту назад он хотел расцеловать ее заплаканное лицо. Слава Богу, успел остановиться, не превратил себя в посмешище.
— Это было прежде. А теперь я хочу, чтобы меня оставили в покое.
— Не всегда удается получить то, что хочется. — Бронсон глянул в сторону блистающего огнями бального
зала, где кружились в вальсе счастливые новобрачные. Значение его слов невозможно было толковать двояко. Темные влажные глаза метнули грозные молнии.
— Да как вы смеете!
— Сейчас я мог бы напомнить, что предупреждал вас об этом.
— Что ж, это очень мило с вашей стороны.
— Хотелось бы похвалить и вас. Однако танцы на столе едва ли добавили блеска вашему облику, принцесса. Ваш батюшка после этого должен был запереть вас в комнате и выбросить ключ.
— Я очень эмоциональна, — тряхнув кудрями, возразила Изабель. — От меня можно всего ожидать.
— Ну нет, — протянул Бронсон, — от вас ждали совсем другого. Ждали, что вы станете тенью своей сестры.
— Вы просто не в состоянии понять, что это такое!
— Я-то, может, и не понимаю, но ваш возлюбленный мальчик отлично справляется с этой ролью.
Изабель вскочила с места. Она дрожала от ярости.
— Не смейте говорить гадости про Эрика!
— Даже и не думал, принцесса. Напротив, я только что собирался похвалить его. — Даже в темноте он заметил выражение сомнения на ее лице.