Один год из жизни Блюхера
Шрифт:
«Принять в полк пополнение из числа пленных мадьяр и австрийцев добровольцами на условиях солдат».
273 бывших пленных дали клятву, что они обязуются беспрекословно выполнять все распоряжения, исходящие от Советской власти, и вести себя с полным сознанием революционного долга перед теми высокими задачами, которые возложены на вооруженных рабочих и крестьян новой России.
В дни и недели, когда главной вооруженной силой в Троицке и его уезде оставался 17-й Сибирский полк, красные мадьяры и австрийцы показали
— Считаю бойцов товарища Сакача преданной и ударной силой в борьбе с контрреволюцией, — заявил Суворов.
— А коли так, — резюмировал Блюхер, — сохраняем за группой Сакача права особого, но уже красноармейского интернационального батальона. На том и точку ставим. Принимайте, Яков Маркович, командование вторым на Урале регулярным полком Красной Армии.
— А первые кто? — торопливо спросил Суворов.
— Екатеринбуржцы.
— Припоздали, выходит. Жаль. Тогда уж пусть наш полк будет по-прежнему 17-м стрелковым.
— Согласен, — отозвался Блюхер и с улыбкой добавил. — Но уже не Сибирским, а Уральским. В честь места нового рождения полка. О том и войдем в ходатайство перед Высшей военной инспекцией. Возражений, надеюсь, не будет?
Партийные и советские работники Троицка неоднократно предпринимали попытки наладить агитационную работу среди обманутой казацкой бедноты. Но почти все походы большевиков в казачьи станицы оканчивались трагически. Жестокие расправы станичников породили чуть ли не у всех мысль о том, что с казаками можно разговаривать лишь на языке оружия.
— Иначе и нельзя, — нервно подчеркнул Аппельбаум.
— Можно, товарищи, — твердо произнес Блюхер. — Наша задача не состоит в том, чтобы пройти военным маршем по станицам. Мы должны раскрывать глаза казацкой бедноте, должны сделать ее нашей активной сторонницей. Без участия в борьбе самих казаков с дутовщиной покончить невозможно.
Блюхер доказывал, что расслоение в среде казачества становится все более глубоким, что в очищенных от дутовцев селениях надо помогать станичной бедноте организовать свои Советы.
В Троицке была большевистски настроенная группа казаков-фронтовиков. Тон в ней задавали Александр Карташев и Николай Томин. Василий Константинович, квартировавший в доме братьев Семена и Петра Крохмалевых, пригласил их к себе.
— Хорошие вести получены из Верхнеуральска, — сразу же подзадорил их Блюхер. — Члены Совета сообщают, что сыновья станичного атамана Николай и Иван Каширины взялись формировать красные казачьи отряды. Они ведь офицеры оба, но с Дутовым не пошли. Теперь, как видите, они красные командиры. Совет заверяет в честности их намерений.
— Каширины наши. Это точно, по фронту их знаю, — подтвердил Томин. И сразу же загорелся. — А у нас не отряд, а полк красноказачий будет!
— И назовем его — имени Степана Разина, — не утерпел Карташев.
— Имя дать недолго. А полк? И полной сотни пока не набрали, — проговорил Блюхер.
— Будет и полк! — рубанул Томин. — Прочешем станицу, другую, всыпем
— Сила, она и солому ломит, — согласился бы вроде Блюхер. — А как насчет агитации, Николай Дмитриевич? Вы же председателем дивизионного солдатского комитета были.
— Был, — кивнул Томин. — За это богатеи-станичники и из казаков грозились изгнать.
— Грозились, Дмитрич, да не вышло, — успокоил разгорячившегося товарища Карташев. — Заступников у тебя куда больше оказалось.
— Это хорошо, — улыбнулся Блюхер, — но еще лучше будет, если заступники станут и нашей опорой. Бери-ка карандаш, Николай Дмитриевич, и пиши им, что на сердце лежит.
Писал листовку Томин, но слова ее в строгие фразы складывали сообща, все трое:
«Пойми же, наконец, казачья беднота, кто ваши враги и кто ваши братья. Идите к нам с открытой душой, и вы всегда найдете поддержку у такой же бедноты, как и вы… Кто толкнул вас, товарищи казаки, на братоубийственную войну? Кто заставил терять ваших отцов, братьев и сыновей?.. Это Дутов, это сбежавшее к нему офицерство. Это предатели революции, это все враги трудовой бедноты…»
Наутро листовка была размножена в городской типографии. Разнесли их по окрестным станицам «неприметные» люди. Среди них была и сестра братьев Крохмалевых — Надежда.
В те же дни состоялся съезд казаков-фронтовиков Челябинского уезда. Его делегаты в первых пунктах своей резолюции заявили:
«1. Признавая, что единственным выходом из тяжелого положения, в котором очутилась наша революция, является единая организация всех трудящихся вокруг Советов, мы, казаки-фронтовики, еще раз подтверждаем наше непоколебимое решение стоять на платформе Советской власти.
2. Учитывая, что под натиском международной буржуазии революционные завоевания могут быть подвергнуты опасности, мы, казаки-фронтовики, как защитники революции, стоя на страже ее, постановили сформировать добровольческие отряды, которые будут в корне пресекать все контрреволюционные выступления, от кого бы они ни исходили, и беспощадно карать всех врагов трудящегося народа».
Агитационные воззвания сыграли свою роль.
Пришли добрые вести из Верхнеуральска, из Тугайкульского и Звериноголовского поселков: казаки на общих сходах утвердили свои Советы и приняли решения об организации боевых отрядов для борьбы с Дутовым.
— Берет наша, — порадовался Блюхер. — Теперь и бои-походы можно начинать. Союзники будут у нас повсюду.
Василий Константинович организовал под своим руководством штаб войск, действующих против Дутова. В него, кроме троицких товарищей, вошли руководители Екатеринбургского и Пермского отрядов, находившихся в городе. Была установлена надежная связь с красными казаками Н. Д. Каширина, уфимским отрядом М. С. Кадомцева и отрядом богоявленских рабочих М. В. Калмыкова. Общая численность красных сил достигла около четырех тысяч человек.