Один континент

Мейз Евгения

Я перешагиваю через них, проходя в небольшую ванную комнату. Совсем недолго я смотрю на

свое отражение в зеркале. Лицо осунулось, мама была бы в восторге. Ее карьера модели была

совсем недолгой, она все надеялась что я пойду по ее стопам, примусь покорять подиум и

высший свет.

Волосы убранные в высокий узел немного растрепались. Я вздыхаю. Предмет моей гордости,

длинные, густые и такие приятные на ощупь, сейчас они превратились в большую проблему.

Они

быстро отрастают и очень быстро пачкаются. Их под проточной водой было тяжело промыть, что

говорить про нынешнее положение вещей?

Я не могу смотреть на себя с засаленными патлами и самое главное - мне невыносимо

осознавать себя такой.

Я уже несколько раз убирала их длину, состригая. Каждый раз думаю о том, чтобы срезать их

под самый корень, но останавливаюсь. Я уже была такой когда-то.

В четырнадцать лет я отдала свои волосы в фонд помощи детям больных раком.

Это было восемь лет тому назад, но кажется, что прошла целая вечность. К огромному ужасу

мамы, к немалому удивлению папы.

Я улыбнулась своему отражению, вспомнив с каким выражением лица он встречал меня в тот

день, как потом улыбался, как светились его глаза при этом. Они смеялись и источали свет.

Я теперь поджала губы, открывая дверцу шкафчика, чтобы не видеть лица, как к глазам

подступили слезы, а губы задрожали, от подкатившего к горлу соленого кома слез. Незачем

вспоминать об этом теперь. Я не встречу его больше никогда.

Теперь вместо отражения на меня “смотрели” пачки с влажными салфетками, бутылки с

мицеллярной водой, тоником, лосьоном, кремом для тела, который пора выбросить за

ненадобностью и сухие шампуни. Последние я ненавидела лютой ненавистью до дня катастрофы и

еще сильнее после, но это был выход на самый черный день.

По моим расчетам черные дни должны были наступить зимой.

Я смотрю на себя в зеркало Еще один день я вытерплю себя такую. Влажные салфетки и

мицеллярная вода от лучших производителей мира, дезодоранты и тоники с ментолом и мятой -

ничто из этого не даст полное ощущение чистоты и свежести. Неделя - это тот максимум, что

я могу вытерпеть без воды с ощущением тонкой пленки покрывающей кожу.

Надо идти к большой воде, на побережье Гудзона или плескаться в холодных водах залива. Я

даже сейчас содрогнулась, представив это купание. Можно конечно обогнуть заказник и дойти

до пруда...

Я смотрела на себя в зеркале, качая своему отражению головой. Нет. Это плохая идея.

Помыться в теплой воде, чтобы потом нестись обратно, словно взмыленная лошадь? Уже было

такое. Хватит.

Джейк

беспокоится за то, что я не протяну на пакетиках с кашей, а я думаю, что я буду

делать зимой? Я уже сейчас боюсь заболеть и подхватить пневмонию.

Это будет конец. У них не получиться меня вылечить. Да, что я говорю! У них не получится

себя вылечить!

“Я двину кони.”

Мне вспомнилась подруга Наташа. Мы работали вместе с ней в Африке, в Конго. Она часто

говорила эту фразу, но только из-за невероятной жары.

Нас стало меньше. Сначала освобождались комнаты, затем квартиры, потом этажи. Вскоре

освободился одиннадцатый, потом двенадцатый. Сейчас мы живем на последнем, четырнадцатом.

Наша община выживших стремительно уменьшалась. С самого начала нас было около семидесяти

человек. Сейчас нет и половины.

Всего месяц прошел, а мы потеряли половину из тех людей, что смогли уцелеть в первый день

после вспышки пандемии.

Одни были уверены в том, что скоро за ними прилетят из армии спасения; другие считали, что

это не продлится долго и правительство уже предпринимает активные меры, поэтому сидели на

месте и предпочитали не рисковать понапрасну.

Другие расслабились, сообразив, что монстры исчезают с первыми лучами солнца, но забыли

про других, что всегда были среди людей. Отныне не было никого кто сдерживал бы

человечество в его самых худших стремлениях, особенно в тех, что назывались - “выжить

любой ценой”.

Нам нужно было быть осторожнее с первых дней, но кажется, люди не понимали насколько все

серьезно.

Мы уходили слишком далеко от дома, в места, где нет убежищ или туда, где никто и никогда

не станет помогать тебе. Наоборот, это кто-то подтолкнет, рассуждая что одним голодным

ртом меньше.

Кто мог рассуждать подобным образом? Кто мог развлекаться за счет чужой жизни, набивая при

этом пузо?

Я не наивная. Я рассуждаю так: пусть будет больше людей и меньше монстров, но никак не

наоборот.

Нам недостаточно просто спрятаться, нам нужно быть вне досягаемости от тех, кто еще вчера

назывался твоим другом, а сегодня с последними лучами солнца не то жив, не то мертв, но

очень голоден, жесток и беспощаден.

Я закончила “принимать душ”, натягивая чистую футболку, выправила из-под нее распущенные

волосы, пропустила их между пальцами.

Я ощущала себя чистой лишь на сорок процентов. Всего лишь на сорок! Это очень мало.