Один маленький грех

Карлайл Лиз

В тех редких случаях, когда Эсме приходилось проходить мимо него, она старалась смотреть на него сверху вниз. Это было непросто, если учесть, что он горой возвышался над ней. Однако она продолжала держаться высокомерно. Меррик Маклахлан всегда сухо раскланивался и обходил ее.

Иногда он появлялся в сопровождении лорда Уинвуда. Уинвуд был приветлив, глаза у него были добрыми. Он неизменно интересовался, как поживает Сорча, и дважды, ожидая, когда к нему спустится Маклахлан, просил ее

выпить с ним кофе в столовой. С Уинвудом ей было легко, и Эсме с удовольствием проводила несколько минут в его обществе.

Характер у Сорчи не менялся к лучшему, но теперь Лидия часть дня выполняла обязанности няни. Поэтому по утрам у Эсме появилась возможность сойти вниз и выпить чай с Уэллингзом и миссис Генри, и это было приятной передышкой.

Как ни странно, за это время начала вырабатываться определенная система взаимоотношений. Эсме по черной лестнице спускалась вниз, и почти тут же Маклахлан, который с помощью содовой и кофе к тому моменту более или менее приходил в норму, по парадной лестнице поднимался в классную комнату.

Здесь он, по словам Лидии, просто сидел и наблюдал, как играет Сорча. В слабой надежде, что она сможет приступить к обучению ребенка, как и положено гувернантке, Эсме купила мел и классную доску. К сожалению, Сорча не интересовалась алфавитом. Зато ей очень нравились — о чем со смехом рассказывала Лидия — странные фигурки из палочек и сюрреалистические изображения животных, которые рисовал для нее Маклахлан. Еще Сорча с удовольствием принимала его помощь, когда одевала свою куклу или складывала кубики.

К середине октября между Эсме и Маклахланом установилось что-то вроде перемирия. Как бы по взаимному соглашению, они всеми силами избегали оставаться наедине. Но однажды, когда Эсме сошла вниз, чтобы выпить чаю, на кухне случилась какая-то неполадка. Около часа Эсме прослонялась по дому, а затем возвратилась в классную комнату.

Заглянув в нее, она обнаружила там Маклахлана, пристроившегося на маленьком стульчике, и Сорчу, сидевшую на столе. Остальные девять стульчиков, которые не использовались, а служили, скорее, украшением, непонятным образом исчезли. Но в конце комнаты громоздилось какое-то сооружение с верхом из старого коричневого одеяла, из-под которого подозрительно выпирали бугры. Прекрасно. По крайней мере стульчикам нашлось какое-то применение.

Она снова перевела взгляд на Маклахлана и Сорчу, которые забавно смотрелись вместе — он с длинными ногами, вытянутыми почти через всю ширину стола, и Сорча с раскинувшимися вокруг, как у принцессы, юбочками.

На столе в беспорядке лежали несколько книг, которых Эсме прежде как будто не видела. Тут же были маленькие деревянные ящички, раньше стоявшие на полках в детской; крышки

некоторых из них были откинуты. Сорча и ее отец как раз рассматривали что-то в одном из них. Внезапно Эсме поняла, что Сорча грызет что-то круглое и блестящее.

— Ой, что это у нее? — воскликнула Эсме, врываясь в комнату. Маклахлан вгляделся и нахмурился.

— Черт! — вырвалось у него. — Дай это сюда, озорница. Эсме ждала, что Сорча закапризничает. Но малышка выплюнула то, что у нее было во рту, в руку отца, заливаясь смехом, как будто это была веселая шутка. Аласдэр вытер этот предмет о брюки.

— О Боже! — сказал он. — Еще один византийский гиперпирон.

— Еще одна необычная монетка? — удивилась Эсме. — Где она их берет?

Маклахлан усмехнулся как-то почти по-мальчишески и показал на открытый ящичек.

— Я пытаюсь привить ребенку интерес к нумизматике.

Эсме непонимающе взглянула на него. В этот миг она ничего не уловила, кроме блеска в его глазах. Но тут же, сделав усилие, овладела собой.

— К собиранию монет, — пояснил он, явно не подозревая, в какое состояние мгновенно погрузил ее.

Ей удалось заговорить небрежным тоном:

— Если вы имеете в виду накопление, — она заглянула в один из ящичков, — то шотландцы приходят к этому естественным путем.

Маклахлан откинул назад голову и захохотал.

— Но это, мисс Гамильтон, редкие древние монеты.

— Тогда, — сказала Эсме, уперев руку в бедро, — что редкого в той монете, которую она только что сунула в рот?

Маклахлан нахмурился.

— Что за черт! — Он отнял у девочки монетку.

— Что челт, — сказала Сорча. Маклахлан еще больше нахмурился.

— Не говори этого.

— Не говоли, — эхом отозвалась Сорча.

— Ну вот! — сухо заметила Эсме. — Она уже чему-то учится, как раз тому, что нужно.

Маклахлан коротко вздохнул.

— Не нападайте на меня, Эсме! Я стараюсь. Эсме улыбнулась.

— Хорошо, я знаю поговорку о камнях и стеклянных домиках. А чем еще вы тут занимались? — Она повернула к себе доску для письма и нахмурилась.

— Это опоссум, — сказал Маклахлан.

— Видишь поссум? — сказала Сорча, показывая на рисунок пальцем. — Видишь?

Эсме наклонила голову набок, рассматривая рисунок.

— О-поссум?

— Североамериканское сумчатое, — пояснил Маклахлан.

— В самом деле? — Эсме всмотрелась в рисунок. — Похоже, он немножко…

— Безобразный? — закончил Маклахлан. — Выдумаете, у меня нет способностей к рисованию? Уверяю вас, это не так. Опоссумы на редкость непривлекательные животные.

Эсме метнула на него взгляд и улыбнулась.

— А что это торчит у него изо лба?