Один маленький грех
Шрифт:
— Боже, что я наделала? — Голос Эсме звучал словно ниоткуда, глухой, охрипший. — Я на самом деле никогда не училась тому, как нужно ухаживать за ребенком. В нашем распоряжении, у меня и у мамы, было множество слуг. Они делали все.
— Я считаю, что вы очень хорошо справлялись с работой, — вставил он.
Но она продолжала, как будто не слыша его слов.
— Конечно, я подозревала, что Ачанолт выдворит меня, — говорила она, и по ее голосу было слышно, что она на грани истерики. — Но выгнать ребенка? Как он мог? Как? Он
Она неловко поставила свой почти пустой стакан — он звякнул — и уронила голову на стол.
— О Господи, Аласдэр! Он этого и хотел!
Аласдэр подошел к ней и обнял за плечи. Он больше не был уверен, что стоило давать ей виски.
— Вам надо сесть, Эсме, — сказал он, оглядывая комнату. — Бог мой, ни одного нормального стула!
Она подняла голову и посмотрела на маленькие стульчики, как будто впервые увидела их.
— Там, — сказала она глубоким горловым голосом.
Он безрассудно последовал за ней в ее спальню. Ее постель под пологом была уже разобрана, за каминной решеткой горел огонь. Другая, маленькая, кроватка была пуста. Эсме остановилась около нее и побледнела.
Аласдэр взял ее за локоть и увел к креслам, стоявшим у камина.
— Спасибо, — сказала она. — Вы очень добры. Я не знаю, почему я раньше думала по-другому.
Аласдэр бросил на нее настороженный взгляд.
— Даже сатана смотрится по-другому сквозь дно стакана, — пробормотал он. — Почему вы не садитесь, моя дорогая?
Она обхватила себя руками и водила ладонями вверх-вниз, как если бы ей было холодно.
— Я не в состоянии стоять на месте, — вырвалось у нее. — У меня такое чувство, что я могу взорваться.
Он осторожно обнял ее за плечи.
— Эсме, с Сорчей все будет в порядке, — утешал он ее. — Она поправится.
— Но, Аласдэр, почему вы так уверены? Он сжал ее крепче и слегка потряс.
— Она поправится, Эсме. Я знаю это. Я верю в это.
Эсме всхлипнула, издав глубокий, горестный звук, и упала ему на грудь, ее руки обхватили его шею. И вот он уже снова держал ее в руках, в который раз за этот ужасный день. Эсме рыдала, уткнувшись в его рубашку, как будто сердце ее разрывалось на части. Аласдэр ослабил объятие и губами прикоснулся к ее виску.
— Тсс, успокойтесь, моя милая, — шептал он. — Все хорошо. Поверьте мне, Эсме. Просто поверьте мне.
Поверить ему? О чем это он?
Но вместо того чтобы с негодованием оттолкнуть его, Эсме тяжело вздохнула и кивнула.
— Когда вы говорите это, я верю, — прошептала она. Он понимал, что с ее стороны было глупо доверять ему, нераскаявшемуся и упорствующему грешнику. Но в эту минуту он хотел, чтобы она ему верила. Он хотел заслужить доверие, потому что вдруг увидел по глазам Эсме, как отчаянно она в этом нуждалась. Она прижалась щекой к его груди.
— Аласдэр! — Ее просьба была такой робкой, что он едва услышал. — Обхватите меня
И он обхватил ее и прижал к себе. Он наклонил голову, намереваясь снова поцеловать в висок. Но она смотрела на него широко раскрытыми, ждущими глазами. Она издала какой-то слабый, ласковый звук, скорее это был вдох, и как-то так получилось, что он склонился ниже. Их губы встретились — случайно, он мог бы в этом поклясться, — и она всей тяжестью своего тела приникла к нему, безмолвно умоляя о чем-то.
Но в Аласдэре, наверное, еще оставалась капля благородства. Он поднял голову и вопросительно посмотрел на нее.
— Аласдэр, виски здесь ни при чем, — шепнула она. — Я не настолько опьянела, чтобы не понимать, что я делаю.
Еще одна слезинка выкатилась из-под ее ресниц. Он безотчетно наклонился и губами смахнул ее. Эсме снова издала короткий жалобный звук, и одна ее тонкая рука обвилась вокруг его шеи.
Он смотрел на ее лицо, словно вырезанное из слоновой кости, залитое слезами, и убеждал себя, что нельзя отказать ей в минуте утешения. Поэтому он позволил себе осторожно передвинуть руку с плеча Эсме на спину и успокаивающе погладить ее вверх-вниз; это принесло ему небольшое облегчение. Спрятав лицо в ее волосы, он вдыхал неповторимо прекрасный аромат, знакомый аромат вересковых пустошей. Дома. Самой Эсме.
Она нетерпеливо поднялась на цыпочки и потянулась к нему губами, отчего голова у него пошла кругом. Он помнил о ее невинности и поцеловал легко и нежно. Но это было не то, чего она хотела. Эсме приоткрыла губы, побуждая его к следующему шагу.
Он уже не думал. Он проник внутрь ее рта, ощущая вкус виски на ее губах. Ее дыхание было как душистый плод, спелая хурма, оставляющая сладость с привкусом горчинки на его языке. Руки Эсме начали беспомощно блуждать по его плечам и груди, неопределенные прикосновения становились настойчивее.
Аласдэр понимал, что тяжелые переживания иногда толкают людей на самые неожиданные поступки. Возникает желание избавиться от ужаса с помощью другого сильного ощущения. Но он не объяснил это Эсме, потому что не мог подыскать слова. Вместо этого второй рукой он стал похлопывать ее по спине, надеясь, что жест будет понят как отеческий, а не как жадное поползновение.
Ему не удалось задуманное. Она оторвала губы от его губ.
— Аласдэр, — задохнулась она. — Не оставляй меня одну этой ночью.
Ее намерения были ясны.
— О, Эсме, — прошептал он, — так не годится, милая. Ты сошла с ума. Я не для тебя. Вспомни, я даже не нравлюсь тебе.
Она беспокойно облизывала губы.
— Я ошибалась, — ответила она. — Ты заставляешь меня бояться себя самой.
Он поцеловал ее в шею под подбородком.
— Бойся меня, милая, — прошептал он ей в ухо. — Я не джентльмен.
Она запрокинула голову, чтобы его губы могли продолжить свой путь по ее шее.