Один маленький грех
Шрифт:
Аласдэр поблагодарил его и в нерешительности не спешил уходить. Мужчина казался очень знакомым.
— Я Симпкинз, сэр, — сказал тот, не дожидаясь вопроса. — Из Гайд-парка.
Симпкинз. Ах да! Тот день, когда случилось несчастье с Сорчей.
— Я помню, — сказал Аласдэр. — И я виноват в том, что не поблагодарил вас за помощь.
— Нет надобности благодарить, сэр, — сказал констебль. — Я не сделал ничего особенного. Надеюсь, ребенок поправился?
— Еще одно чудо, — сказал Аласдэр. — Девочка ничего не помнит, и только шрам напоминает о том, что случилось.
Констебль
— А что ваша красавица жена? — спросил он. — У меня сердце разрывалось, когда я глядел на нее, правда. Такая славная, такая приветливая с виду и так переживала. Она шотландка, с Северного нагорья, да, сэр? Я заметил небольшой акцент.
— Да, оттуда, — пробормотал Аласдэр. Он снова боролся с чувством холодного, сокрушительного недовольства, того самого, которое он испытал, когда увидел, как Куин поднимался по лестнице вслед за Эсме этим вечером. — Но она гувернантка девочки. Не моя жена.
Констебль смутился.
— Прошу прощения, сэр, — произнес он, почесав затылок. — Я просто подумал… или это пришло мне в голову, что… ну, в любом случае я рад, что все хорошо кончилось.
Аласдэр еще раз поблагодарил его и быстро пошел домой. Они все, слава Богу, вышли живыми из огня, но во всем остальном этот вечер едва ли мог быть хуже. Его жена. Как можно было прийти к такому заключению? Он слишком стар для Эсме. Или нет? О, он знал нескольких распутных старцев, которые ублажили себя женитьбой на женщинах, по возрасту годящихся им в дети, а зачастую и моложе их детей. Эти сластолюбцы искали барышень, у которых не было выбора — наивных барышень из сельской местности, отцы которых проиграли в карты свои фермы или женино приданое. Одна мысль о том, что им выпадало на долю, ужасала его. Нет, не по своему желанию женщины шли на такие замужества.
Но разве это тот случай? Эсме всего на четырнадцать лет моложе его. У нее есть наследство. Она не настолько молода, чтобы годиться ему в дочери. Ну, не совсем. И Эсме, кажется, не имеет ничего против ухаживаний Куина, которому почти тридцать. Тридцать представляется подходящим возрастом. Тридцать шесть — нет. Почему? Всего шесть-семь лет разницы. Какое это может иметь значение? Почему его это так пугает?
Из-за Сорчи. Из-за того, как она появилась на свет или, точнее сказать, от кого. Как-то неправильно желать уложить в постель дочь леди Ачанолт, если подумать, что произошло между ним и этой самой леди, пусть он и не помнит, что там было. Боже мой, если бы он сделал ей ребенка, а затем женился на ней, как порядочный человек, это положило бы конец всему. Церковь навсегда запретила бы ему брак с Эсме. Она считалась бы его дочерью, как Сорча.
Но ему не требовался церковный запрет. Он отказался от Эсме без давления со стороны церкви. Он отказался даже обсуждать с ней ее судьбу. Она пришла к нему за советом, а он практически рассмеялся ей в лицо. Он думал, так лучше для нее — если они разорвут все связи; острое лезвие режет лучше. Он так и сделал. Это был его выбор, напомнил он себе; проходя через темный Сент-Джеймсский парк.
И вот
Он хотел, чтобы она вышла замуж: Чем скорее, тем лучше. Он зашел настолько далеко, что остерегал ее от охотников за приданым, таких, как Сматерз, и невоспитанных наглецов, таких, как Ноуэлл, — нельзя сказать, чтобы она была благодарна ему за это.
Господи, скорей бы закончился этот вечер. Он поспешил на Грейт-Куин-стрит. Ему отчаянно захотелось оказаться дома, в атмосфере мира и спокойствия, и выпить стаканчик виски или два, или шесть. Но этому намерению не суждено было сбыться. Он услышал пронзительные вопли Сорчи еще прежде, чем взялся за дверной молоток.
Уэллингз открыл ему дверь.
— Ужасно, сэр, — зачастил дворецкий. — Маленькую мисс уже минут десять никак не удается успокоить.
Аласдэр прошел наверх и увидел, что Лидия в ночном чепце расхаживает по комнате с Сорчей на руках, а ребенок вырывается, истошно кричит и уже задыхается. Лидия, у которой еще болело запястье, выбивалась из сил.
— Ужасно, сэр, — сказала Лидия между воплями. — Может быть, это колики? Она проснулась в таком состоянии, и я не знаю, чего ждать дальше.
Аласдэр протянул к Сорче руки.
— Сорча, миленькая, — произнес он, заглянув в обезумевшие глаза малышки. — Что с тобой? Иди ко мне, озорница.
Девочка требовательно протянула ручки.
— Мей! — выкрикнула она. Лицо у нее покраснело и опухло, из носа капало, как из крана. Она перебралась к нему на руки и демонстративно повернулась спиной к Лидии. — Мей! Хочу к Мей. Сейчас!
Он посмотрел на Лидию.
— Она хочет к мисс Гамильтон, как я поняла, — почти извиняющимся тоном сказала Лидия. — Она начала кричать, как только проснулась.
Теперь Аласдэр начал расхаживать по детской, ритмично похлопывая Сорчу по спине.
— Лидия, не могли бы вы спуститься вниз и согреть молоко? — мягко сказал он. — И попросите кого-нибудь другого принести молоко наверх, вашему запястью нужен покой. Я побуду здесь.
Сорча уже успокаивалась. Лидия присела в реверансе.
— Да, сэр, как пожелаете, — сказала она. — Но… она запачкала ваш чудесный фрак.
Аласдэр посмотрел вниз и увидел, что лацкан запачкан слезами и кое-чем похуже.
— Ладно, — вздохнул он, — мне этот фрак никогда не нравился. Лидия, согрейте побольше молока для нас троих. Похоже, ночь будет ужасно длинной.
Лидия снова присела и быстро вышла.
Так что с виски ничего не вышло. Вместо него будет теплое молоко в детской. И странно — Аласдэру было все равно. Его беспокоила Сорча, которая все еще шмыгала носом. Девочка была мокрой и горячей, как ему показалось, от страха и приступа гнева со слезами, а не потому, что заболела. Но он не был до конца уверен в этом. Он подошел к окну и приоткрыл створки. Холодный ночной воздух ворвался в комнату, ветер шевелил то, что осталось от его волос.