Один шаг
Шрифт:
Саша зарделся от обиды.
— Так, Тимофей Иванович, вы ж сами не даете учиться! Один раз попробовал, а вы сразу: «Загонишь!», «Поломаешь!», «Кто отвечать будет?», «Казенное имущество!» — Саша беззлобно передразнивал своего начальника. — А где я возьму мотоцикл, чтоб научиться? У Пашки Зверева? Так он скорей удавится, чем даст!
— Точно! — весело рассмеялся инструктор райкома, но, вспомнив о своем служебном положении, согнал с лица улыбку. — А это вы зря, товарищ Кистенев! Мотоцикл вам выделен для пользования, а не для того, чтобы
Тимофей Иванович обиделся. — Я ж даю! Пожалуйста, можете ехать! — Наступило молчание. — Ну, кто поедет?
Студентка слушала этот разговор, и ее глаза, похожие на черные камешки, вынутые из воды, поочередно и как бы просяще останавливались на каждом. Неужели никто не согласится? Но все молчали. Тогда она вздохнула и махнула рукой:
— Я поеду!
— А права имеешь? — Тимофей Иванович строго посмотрел на нее. — Ну, ладно, можешь не показывать.
Слабая улыбка пробежала по лицу доктора. — Значит, две ампулы цититона. Я запишу. — Он вырвал из блокнота листок бумаги.
— Ты про вещи не беспокойся, все будет цело, — сказал Саша.
— А я и не беспокоюсь.
Он побежал в сарай, чтобы выкатить мотоцикл, за ним заторопился жаждущий действия бухгалтер: сделал вид, что помогает, дотронулся рукой до заднего щитка, но запачкал пальцы и с деловым видом отошел в сторону.
— Тебя Раей зовут? — спросил Саша. Сейчас он жалел, что ни разу не подошел к ней на танцах.
— Раей.
На ее удивление мотор сразу завелся, затарахтел, и она, вздохнув, храбро взгромоздилась на неудобное сиденье.
— Осторожно, не попорти машину! — крикнул вдогонку Тимофей Иванович. Прикрыв ладонью глаза, он смотрел, как, виляя по большаку, удалялась маленькая фигурка Раи.
— Гляжу, все при деле, одни мы загораем, — добродушно усмехнулся первый пилот, подходя к крылечку. — Я, конечно, извиняюсь, — он смущенно кашлянул в кулак, — может, и неудобно говорить при докторе, как бы не подумал, что к нему уважения нету, только я скажу, что в наших краях никто лучше Северьяна Нилыча ребят не лечит.
— Что верно, то верно, — согласился Тимофей Иванович.
— Кто это? — оживился доктор.
— Коротков фамилия, может, слышали?
— Нет, не слышал.
— Он в Междуречье живет, — сказал доктору инструктор райкома.
— Сестренку мою Таньку вылечил, — блеснул зубами Саша. — Наши отказались от нее, а он вылечил. На самолете привозили.
— Отсюда аккурат десять минут лету, — пробасил пилот, хотя все, кроме, может быть, доктора, хорошо знали, сколько лету от Вязовска до Междуречья.
— Это ты оставь! — погрозил пилоту глазами Тимофей Иванович.
— Да я так, — протянул пилот, — между прочим…
— То-то ж! — Тимофей Иванович задумался. Рядом о чем-то говорили, спорили, а он морщил лоб и теребил пальцами костлявый подбородок.
— Опасно, как бы на рыбалку не вышел, — сказал он сам себе.
— Телефон однако рядом, — тоже будто для одного себя заметил пилот.
—
— У врачей не бывает воскресений, — рассеянно сказал доктор.
— Как это не бывает? — бухгалтер оживился. — Вот у нас врач Дмитрий Андреевич, хирург, между прочим, так он, чуть воскресенье или праздничек какой, обязательно на охоту ездит. У него «Москвич», последний выпуск. В позапрошлом году купил. В апреле или в мае? Точно не помнишь, Тимофей Иванович?
Доктор, очевидно, был прав: несмотря на воскресенье, телефонистка нашла Северьяна Нилыча в больнице.
— Северьян Нилыч? Здравствуйте. Из Вязовского райкома партии Рязанов беспокоит. С просьбой к вам. Через полчаса в аэропорт… — да нет, в наш, вязовский… доставят больную девочку… осложнение после полиомиелита. Тут у нас доктор… Очень просит проконсультировать, хотя бы заочно. Что?.. Хотите лично посмотреть больную? Да, но…
Пилот поднял кверху две свои пятерни с растопыренными веером пальцами: десять минут лету.
— Простите, Северьян Нилыч. — Инструктор перешел на шепот. — Хочет сам посмотреть больную. Что будем делать?
Пилот и начальник порта переглянулись.
— Ну, — торопил инструктор.
— Эх, ладно. — Тимофей Иванович с отчаянием махнул рукой. — Семь бед — один ответ…
Рязанов кивнул. — Ясно!.. Нет, это я не вам… В общем так, Северьян Нилыч: если вы согласны, минут через десяток самолет будет в Междуречье. Что? Выезжаете в аэропорт? Огромное вам спасибо.
— Порядок! — Пилот, улыбаясь, вытянулся перед Тимофеем Ивановичем. — Разрешите выполнять?
— Ну вот, теперь и вовсе не улетишь! — взвизгнул заведующий горкомхозом. — Я буду жаловаться! У меня срочное поручение председателя райисполкома…
Рязанов рассмеялся. — Наверное, записка. Иван Петрович своей дочке просил передать. Угадал?
— А что? — сник заведующий горкомхозом.
Потянулись минуты.
Для каждого они бежали по-разному: медленнее всего для Кулябко («Безобразие! Послали самолет, еще застрянет в Междуречье!») и быстрее всего для доктора («Вот уже полтора часа прошло, а карета скорой помощи все еще где-то трясется на ухабах!»).
Тимофей Иванович не ощущал движения времени вовсе, слишком много неожиданностей обрушилось на его голову.
«Девчонка запропастилась, — ворчал он про себя. — Вот угробит мотоцикл, а что с нее возьмешь? Путного багажа и то нету!». Вздыхая, он бросал взгляд на поношенный фибровый чемодан, перетянутый матерчатыми ремнями.
Дорога в город по-прежнему была пуста. Тимофей Иванович скользил глазами по глинистой рыжей насыпи, по редким соснам вдоль нее, чуть задерживался на мостике через речку и останавливался на зеленой пене садов, на единственной на весь город заводской трубе сушильного комбината, где проходила практику Рая, и обезглавленных древних церквах, венчавших Вязовск.