Один шаг
Шрифт:
Он любил, отправив самолет рано утром, вот так молча смотреть на свой городок, где родился, вырос сам и вырастил детей, смотреть и вспоминать жизнь и уже по-стариковски задумываться — хорошо она прошла или не очень. Но сейчас было не до этого, и он заторопился в свою каморку «слушать воздух».
— Понял вас отлично, семьдесят два — пятнадцать, — через минуту говорил Тимофей Иванович с некоторой тревогой в голосе. — Посадку разрешаю… Ну и влетит же нам с тобой, Никита, по первое число!
Пилот рассмеялся. — За доброе
— А ты полагаешь, за доброе не влетает? Еще как!
Тимофей Иванович подумал, что все в это утро пошло кувырком, начиная с планов на рыбалку. Как бы осматривая себя со стороны, он представил свое сегодняшнее поведение и удивился, настолько необычным оно ему показалось. Пожалуй, неожиданно для самого себя, он не распространялся о важности расписания, а наоборот, собственной персоной намекнул начальнику отряда, что самолет можно б и задержать. С этого началось. Потом зачем-то звонил в Залесье для незнакомого (откуда он взялся?) доктора… Дал казенный мотоцикл тоже незнакомой девчонке (чего доброго, еще перекувырнется где-нибудь по дороге!) и наконец, в полное нарушение всех правил, своею властью послал пилота в Междуречье.
Тимофей Иванович покачал головой, удивляясь всему этому, потом снова машинально посмотрел в окошко на дорогу и увидел студентку. Она ехала на казенном мотоцикле, и за ней тянулся длинный шлейф багровой пыли.
— Райка едет! — В двери показалась и тотчас исчезла возбужденная физиономия Саши. — Зря волновались!
— Попробуй не волнуйся тут с вами, — проворчал Тимофей Иванович и вышел на крылечко.
— Заглох по дороге, катила с километр, едва завела, — единым духом выпалила Рая. Она бережно вынула из-за пазухи завернутое в вату лекарство. — Вот, доктор.
— Спасибо. Я забыл вам дать деньги.
Рая замахала руками.
— Что вы! Я на практике по пятьдесят рублей в месяц зарабатывала.
— И все же…
— Нет, нет, не надо, а то я обижусь, честное слово!
Доктор улыбнулся. — Ну, раз так…
— Я на этой штуке второй раз в жизни ездила! — объявила Рая, сияя от радости. — Здорово как!
Тимофей Иванович покачал головой. — То-то я гляжу — нетвердо держится в седле ездок…
— Вы не бойтесь, машина в порядке.
— Да я не об этом, — усмехнулся начальник.
— О чем же? — Рая с лукавинкой посмотрела на него.
— Ну, мало ли о чем, может быть, о твоей молодой жизни.
— Вот как!? — Она вдруг спохватилась. — Братцы, а где же самолет?
— Еще за одним доктором полетел, — с охотой поддержал разговор Саша. — Ты насовсем уезжаешь?
— Угу, а что?
— Жалко, что мы с тобой раньше не познакомились.
— А я виновата?
— Может, еще на практику приедешь?
— Не знаю. Разве на преддипломную.
— Ты попросись в Вязовск. Мировой город!
Рая усмехнулась. — Тоже мне мировой! Пылища.
— А яблоки?!
— Я целый чемодан домой везу.
Саша
— Возьми! Золоторелка. Моя бабка говорила, каждое фунт весит!
— Ну вот еще выдумал…
— Ты попробуй, вкусные!
72-15 катился по земле, а второй пилот уже распахнул дверцу, и в ней показался аккуратный, толстенький человек с чемоданчиком, одетый с подчеркнутой тщательностью. Осторожно сойдя на землю, он вежливо снял шляпу, обнажив загорелую, лысую голову с полукружием серебряных волос на затылке.
— Здравствуйте, товарищи!.. Больной еще нету?
— Из города, Северьян Нилыч, выехали, минут через десять будут, — сказал инструктор райкома, протягивая руку.
— Вот он, врач, — первый пилот показал взглядом на доктора.
Северьян Нилыч еще раз снял шляпу.
— Коротков. Рад с вами познакомиться, коллега.
— Лаврентьев.
Северьян Нилыч наморщил лоб. — Мне знакома ваша фамилия и даже ваше лицо. Мы где-нибудь встречались?
— Кажется, нет, — смущенно улыбнулся доктор. — Можно вас на минутку?..
Они прошли в сторону, и никто не слышал, о чем они разговаривали. Лишь изредка доносились обрывки фраз: «Ах вот как!», «Извините, бога ради!», «Правильно!», «Одобряю», «На вашем месте я поступил бы точно так же». Потом они подошли ко всем, Северьян Нилыч почтительно держал доктора под руку.
Машину скорой помощи услышали раньше, чем увидели. Должно быть, дорогу переходило стадо, а может быть, девочке было совсем плохо и шофер включил сирену, чтобы заранее известить врача.
— Наконец-то, — облегченно вздохнул доктор.
Минуло более двух часов с тех пор, как автобус-попрыгунчик привез пассажиров. Первое напряжение давно спало, и все как бы привыкли к обстановке, вначале казавшейся необычной, запутанной, к тому, что опаздывают, что рушатся планы на день, постепенно все стали участниками события, которое, позвони из больницы на полчаса позднее, могло бы пройти стороной, не задев никого из них.
Северьян Нилыч жестом показал шоферу, чтобы тот ехал прямо на летное поле, к самолету. Привычным движением шофер открыл заднюю дверцу машины и вместе с сестрой вынес носилки. На них лежала девочка.
— Ах ты бедняга, — только и сказал Тимофей Иванович.
Северьян Нилыч взял ее безжизненную и худенькую руку чуть выше запястья и вынул золотые толстые часы с монограммой. Остальные стояли молча и смотрели на девочку. Доктор ничего не делал и тоже смотрел на худенькое веснушчатое личико с заостренными чертами, на посиневшие губы, судорожно хватавшие воздух.
— Мы достали цититон, — сказал он тихо.
Северьян Нилыч покачал головой. — Сейчас лекарства бессильны. («Неужели все было зря — звонки, хлопоты молодого человека из райкома, поездка на мотоцикле?») Я взял походный респиратор, только что из Москвы получили.