Один такой
Шрифт:
– Курица!
– Курица общипанная! Кудахчет, кудахчет, а сама вся такая-растакая! Стоит, любуется мордой своей куриной!
– Голубь!
– Голубь сизокрылый! В смысле? Почему голубь?
– Не,
– Пошёл вон! – вскинулась Ляля на пернатого. – Нет, ну, – Цаплина, перемежая конфету с сигаретой, старалась подобрать достойное обзывательство, – Короче, за что ей это? – чуть не плача выдала она. – Я вот симпатичная….
– Симпатичная!
– Милая….
– Милая!
– Красивая….
– Да….
– Так почему, – бухгалтер обиженно тряхнула кудрями, – Он её выбрал?
Коллега-финансист активно кивала, но инициатива сия никак не помогала нужным словам подброситься в голову.
– У меня знаешь, сколько… маньяка уже не было? – Ляля обиженно поджал губы. – Не понимаю, чего им всем надо!
– Маньякам? – осторожно поинтересовалась Белый пиджак.
– Мужчинам! – нервно пояснила Цаплина. – А уж до маньяка я сама доберусь, – понизила голос бухгалтер. – Тоже мне, актрисулька
Терзаемая ненавистью Ляля разжала кулаки, и на серый, как её лицо, асфальт неслышно спланировали красно-зелёные фантики.
– Мышь! – бросила Цаплина, увенчав своё настроение окурком.
– Уродская мышь, – сомневаясь в своих навыках оскорблений, тихо добавила коллега-финансист.
– С дороги! Идиот! – донеслось до Искандера, что намеревался нейтрализовать последствия «Пойдём покурим, что ли».
– Извините, – пожал плечами Лопаткин, освобождая и без того свободное пространство.
– Мети – не разговаривай, – попрощалась Цаплина.
– Мети – не разговаривай, – одними губами повторил дворник тире сторож. – Мети – не разговаривай, – он легонько ударил веником по сладким обёрткам.
Чуть позже в его ежедневнике появятся эти строчки:
Мети – не разговаривай,Суровая зима.В снега укутай всё сама.Конец ознакомительного фрагмента.