Один триллион долларов
Шрифт:
– Примерно так.
– Вы действительно верите, что он со своими замутненными наркотическими мозгами в состоянии обойти пограничный контроль или ускользнуть от международного розыска? Не будьте так наивны.
– В таких вещах он изощренный человек, – сердито возразил Джон.
Маккейн снова расцепил руки, побарабанил пальцами по столу Джона и сказал:
– Собственно, я хотел попросить вас только об одном, Джон: если у вас впредь появится проблема такого рода, придите с ней ко мне. Можем мы условиться об этом?
–
– Вы поняли, что я имею в виду. – Маккейн остановился в дверях, взявшись за ручку. – Не делайте ничего без меня. Приходите с такими вещами ко мне. Я сам о них позабочусь.
Проект фонда и премии Джон поручил менеджеру Лайонелу Хилману, человеку интриганского вида с рыжими кудрями и такого же цвета волосами, растущими из носа, от которых невозможно было отвести взгляд, разговаривая с ним.
Хилман взялся за проект со всей энергией, жил им и дышал, сросшись с ним воедино. Он предложил назвать премию Гея-премией,по имени античной богини Земли, матери неба и титанов, источнике снов, кормилице растений и детей. Джон, которому все эти значения были незнакомы, с воодушевлением согласился. Хилман составил жюри из пяти признанных биологов, экологов и природозащитников, которые происходили из разных частей света, разработал процедуру и модель фонда – по образцу Нобелевской премии, заказал художнику эскизы наградного приза, которые пока что у всех, кто их видел, вызывали почти благоговейные кивки, и, наконец, наметил рекламную кампанию, которая довела бы до сведения каждого землянина суть и значение Гея-премииеще до того, как она будет впервые вручена в сентябре 1997 года, в последнюю субботу месяца. Время – ровно за две недели до присуждения Нобелевской премии – было выбрано осознанно, равно как и место, Копенгаген, – обещая поместить премию в самую высокую сферу в сознании общественности.
Он пригласил Джона на фотосессию. Образ Матери-Земли должна была воплощать не кто-нибудь, а Патрисия де-Бирс, самая дорогая модель мира, единодушно признанная СМИ красивейшей женщиной столетия. И она была красива, боже правый, просто оглушительно красива. Джон стоял в сторонке и наблюдал, как фотограф дает указания, и эротичная богиня Земли, задрапированная каким-то прозрачным шлейфом, выгибается, вытягивается и поворачивается, и как полыхают фотовспышки. Уж если такое не подвигнет людей позаботиться о природе, то он и не знал, что еще.
– Перерыв, – объявил фотограф. Он дал своей помощнице несколько указаний, касающихся установки кулис, и, уходя, обнаружил Джона.
– А, мистер Фонтанелли. – Он подошел, пожал ему руку – худощавый человек с уже заметной возрастной пигментацией на лице. – Кэртис. Говард Кэртис. Лайонел мне намекал, что вы можете заглянуть сюда. Добро пожаловать.
Джон кивнул. Да, он впечатлен.
– Классная женщина, а? Абсолютно профессиональная, знает, что и как действует, полностью владеет собой. Настоящая профи, правда.
Джон смотрел мимо него на кулисы. Патрисия де-Бирс сидела на табурете с прямой спиной, откинув покрывало, а толстенькая визажистка припудривала ее бюст. Эта картинка сильно затрудняла ему восприятие слов фотографа.
– Знаете что?.. – Человек, о котором Хилман отзывался как о лучшем в мире фотографе, отступил на шаг и разглядывал Джона, прищурив глаза. – Один вопрос, мистер Фонтанелли – не могли бы мы кое-что попробовать?
– Только не говорите, что хотите меня сфотографировать.
– Всенепременно.
– Нет.
– Я не приму никаких «нет», мистер Фонтанелли.
– Ни в коем случае.
– Ради вашего фонда.
– Именно поэтому. Я не хочу делать премию смехотворной еще до того, как ее будут вручать в первый раз.
Кэртис с бездонно-глубоким вздохом отступил еще на шаг и ожесточенно тер подбородок, не сводя с Джона глаз.
– Одно предложение, – сказал он.
– Нет, – ответил Джон и уже собирался просто уйти.
– Я сниму вас вместе с мисс де-Бирс и призом. А решать вы будете потом, с готовыми снимками. Прошу вас. – Кэртис поднял руку, прежде чем Джон успел возразить. – Ради меня. Реноме фотографа меня обязывает.
– А с готовыми снимками вы будете меня обрабатывать до тех пор, пока я не соглашусь.
– Честное слово, нет. Могу дать расписку или при свидетелях, как вам будет угодно. Если вы скажете «нет», это будет последнее слово. – Кэртис лукаво улыбнулся: – Но вы не скажете «нет».
Через несколько дней после фотосессии – он протягивал богине Земли приз, так сказать, в надежные руки, стараясь при этом не пялиться на ее грудь, а вокруг без конца все вспыхивало и щелкало, – за завтраком он увидел газету, развернутую так, что сообщение, напечатанное на одной из последних страниц, было на виду. Кто-то даже подчеркнул его красным, Джон понятия не имел, кто. «Обвинение американской рок-звезды в торговле наркотиками оказалось безосновательными», – гласил заголовок. В тексте говорилось, что обвинения с Марвина сняты: подозрения не подтвердились.
– Не будьте наивны, Джон, – сказал Маккейн, когда Джон заявился к нему в кабинет и победно предъявил публикацию. – Ваш друг виновен, как Иуда. Мне пришлось дать взятки пятерым полицейским чинам и двум судьям, чтобы дело было улажено.
Джон посмотрел на него сокрушенно.
– Взятки?Да вы что!
– Я же сказал, что позабочусь об этом, так?
– Да, но взятки?.. – Джон казался себе ужасно провинциальным.
Маккейн терпеливо сложил ладони.