Один триллион долларов
Шрифт:
Джон посмотрел на Маккейна, как будто видел его впервые. Сам он никогда в жизни не додумался бы до такой мысли, в этом он мог признаться без зависти.
– Через МВФ, да, – кивнул он. – Но как вы собираетесь влиять на МВФ?
Маккейн пожал плечами:
– Сладкоречивыми заверениями. Предложениями о кооперации. Или – что было бы самой смелой моей надеждой – тем, что Fontanelli Enterprisesстал бы первым членом МВФ, не являясь нацией.
Джон невольно хватил ртом воздух:
– Действительно смело.
–
Джон почувствовал, как в нем поднимается чувство непобедимости, которое не покидало его все лето и которое было лучше, чем секс. Но если это чувство сберегалось в некоем сосуде, то он у Джона был с трещиной, через которую непобедимость вытекала, оставляя после себя лишь смутное недовольство.
– Не думаю, чтобы они нас приняли.
Маккейн посмотрел наружу.
– Это лишь вопрос времени, – сказал он. – Эра наций уже прошла. Люди еще держатся за них, как за бабушкин чайный сервиз, которым больше не пользуются, потому что его нельзя мыть в посудомоечной машине, но следующее поколение будет просто недоумевать, для чего нужны нации. – Он указал на витрину книжного магазина, где были выставлены альбомы о недавних Олимпийских играх в Атланте. – Вы еще захватите те времена, помяните мое слово. Спортсмены на Олимпийских играх будут выступать не от имени наций, а от имени концернов.
– А что, если учредить премию? – рассуждал Джон однажды вечером, в небе над Тихим океаном. – Что-то вроде Нобелевской, только за защиту окружающей среды?
Маккейн, который, как всегда во время полетов, неотрывно изучал документы, меморандумы и проекты договоров, делая на них пометки, или диктовал письма, поднял глаза от своего блокнота.
– Премия Фонтанелли?
– Необязательно. Но я представляю себе ежегодную премию для людей, которые сделали что-то в духе прорицания. Думаю, это могло бы стать стимулом. Поощрило бы новое мышление. И благотворно бы сказалось на нашем имидже.
Маккейн стучал кончиком шариковой ручки по подбородку.
– Вы хотитеучредить такую премию? – спросил он.
Ударение этого вопроса показалось Джону странным.
– Да, – сказал он.
– Тогда сделайте это.
– Я? – Джон смотрел на него с сомнением. – Я понятия не имею, как это делается.
Маккейн задумчиво положил свою ручку на блок.
– Вам и не нужно иметь никакого понятия, как что-то делается. Вспомните, что я сказал вам в нашем первом разговоре. Деньги заменяют все, деньги могут все. Вам нужно только знать, чего вы хотите. А какэто сделать, должны думать другие.
– Кто, например?
– Позвоните в организационный отдел, вызовите кого-нибудь к себе в кабинет и скажите ему, чего вы хотите. И он это сделает, в конце концов за это
Один из их проектов, подвергнутых рационализации, фирма Hugemover, некогда лидер мирового рынка строительных машин, принесла неожиданные результаты: профсоюз объявил забастовку.
– Хэлло, Джим, – сказал Маккейн, когда включили видеоконференцию. – До нашего слуха тут дошли вещи, в которые мы отказываемся верить.
Джон сидел немного в стороне поля охвата камеры. Это ему посоветовал Маккейн.
– Наверное, будет неприятно, – сказал он.
Джим Стросс, председатель правления фирмы, имел внешность мягкого человека, с розовой кожей свежевыкупанного младенца. В его взгляде на экране читалась строптивость. Дональд Раш, его заместитель, сидел рядом и сосредоточенно испытывал шариковую ручку на излом.
– Хорошо, я солгал бы, утверждая, что не понимаю этих ребят, – заявил Стросс. – Зарплата сокращается на двадцать процентов, рабочая неделя удлиняется на два часа, и все это вводится разом, без переговоров. Вы бы тоже бастовали, Малькольм.
– Что бы я делал или не делал, тут не обсуждается. Вопрос в том, что будете делать вы, Джим.
– Хорошо. Я думаю, мы вступим в переговоры.
– Как раз этого я не хотел бы слышать. Зарплаты у вас утопические, в сравнении с мировым рынком, а продолжительность рабочей недели наводит на мысль, что Hugemover – парк культуры и отдыха.
– Малькольм, вспомните, я с самого начала предостерегал вас. Изменения слишком велики, и произведены они слишком быстро. Я это предсказывал.
Джон видел, как челюсть Маккейна заходила ходуном.
– При случае справьтесь по хорошему словарю, что такое «самоисполняющееся предсказание». Переговоры вы вести не будете.
– Мы не сможем по-другому. Хорошие отношения с профсоюзом – это традиция Hugemover.
Маккейн опустил голову и принялся самозабвенно массировать переносицу. Возникла пауза, тем более зловещая, чем дольше она тянулась.
– У меня и без того было плохое настроение, – наконец сказал Маккейн, – а тут еще вы произнесли это слово, на которое у меня аллергия. Традиция.Сегодня не ваш день, Джим. Вы уволены.
– Что? – Картина, которую являл собой Стросс, могла бы быть отличной иллюстрацией понятия «съехавшие черты лица».
– Дональд, – обратился Маккейн к заместителю Стросса, – скажите мне вы, может, у вас лучше получится.
Неуклюжий человек доконал-таки свою ручку.
– Эм-м, мистер Маккейн, сэр…
– Дональд, простой вопрос, простой ответ. Вы справитесь с этим? Да или нет?
– Эм-м… – Раш уронил обломки ручки на свои бумаги и бросил неуверенный взгляд на своего недавнего шефа, который все еще пытался взять себя в руки. После этого он, кажется, понял, что поставлено на карту. Он вырос на два сантиметра, когда снова поднял глаза на Маккейна и сказал: – Да, мистер Маккейн.