Один в Берлине
Шрифт:
Двое в мундирах схватили Квангеля, резко рванули к стене камеры и заставили стать по стойке «смирно». Потом сами стали рядом.
— Отто Квангель! — рявкнул один.
— Вот как! — затявкала шавка. — Помню, помню эту физиономию! — Он повернулся к начальнику тюрьмы и гордо сообщил: — Я лично обеспечил ему смертный приговор! Совершенно бессовестный тип! Надумал дерзить мне и суду. Но мы тебе задали перцу, парень! — протявкал он, глядя на Квангеля. — По заслугам получил! Ну и как ты теперь? Дерзости
Один из мундиров дал Квангелю тычка в бок и шепотом приказал:
— Отвечай!
— Да идите вы все! — скучливо обронил Квангель.
— Что-что? — Прокурор от возмущения переминался с ноги на ногу. — Господин начальник тюрьмы, я требую…
— Ах, бросьте! — сказал тот. — Оставьте людей в покое! Вы же видите, он совершенно спокоен! Верно ведь, вы спокойны?
— Разумеется! — ответил Квангель. — Пусть только он ко мне не цепляется. А уж я оставлю его в покое.
— Протестую! Требую!.. — завопила шавка.
— Чего же? — сказал начальник тюрьмы. — Чего еще вы можете сейчас требовать? Кроме как казнить, мы больше ничего с ним сделать не можем, и он прекрасно это знает. Так что давайте, зачитывайте приговор!
Шавка-прокурор наконец унялся, развернул бумагу и начал читать. Читал торопливо и невнятно, пропускал предложения, сбивался и неожиданно закончил:
— Ну, теперь вы в курсе!
Квангель не ответил.
— Ведите его вниз! — распорядился рыжеусый начальник, и конвоиры взяли Квангеля под руки.
Он нехотя высвободился.
Они вцепились еще крепче.
— Пусть сам идет! — приказал начальник. — Он препятствий чинить не станет.
Они вышли в коридор. Там стояло множество людей, в форме и в штатском. Как-то вдруг образовалась процессия, центром которой был Отто Квангель. Впереди вышагивали конвоиры. За ними следовал пастор, надевший облачение с белым воротником и невнятно молившийся себе под нос. Потом Квангель, окруженный гроздью надзирателей, но вплотную к нему держался маленький доктор в светлом костюме. Дальше — начальник тюрьмы и прокурор, за ними — штатские и люди в форме, штатские частью с фотоаппаратами.
Так процессия двигалась по тюрьме для смертников — по скверно освещенным коридорам, по железным лестницам, выложенным скользким линолеумом. И на всем ее пути в камерах словно бы поднимался стон, судорожный вздох из глубины души. Внезапно в одной из камер громко крикнули:
— Прощай, товарищ!
И совершенно машинально Отто Квангель громко ответил:
— Всего тебе хорошего, товарищ! — Лишь мгновение спустя он осознал, как бессмысленно было это «всего тебе хорошего», обращенное к смертнику.
Отперли дверь, и они вышли в тюремный двор. Меж стенами еще висела ночная тьма. Квангель быстро глянул налево и направо, от его напряженного внимания ничто не укрылось.
Язык нащупал стеклянную ампулу. Но пока что слишком рано…
Странно, он очень отчетливо видел и слышал происходящее вокруг, до мельчайшей детали, но все это казалось ему нереальным. Ему все это когда-то рассказывали. Он лежал в своей камере и грезил. Да-да, совершенно невозможно, чтобы он находился здесь физически, а все те, что идут вместе с ним, с их равнодушными, или грубыми, или алчными, или печальными лицами, все они нематериальны. Щебень не щебень, и шарканье ног, хруст камешков под подошвами — все это во сне…
Новая дверь — и они очутились в помещении, освещенном так ярко, что Квангель сперва вообще ничего не увидел. Конвоиры внезапно рванули его вперед, мимо коленопреклоненного священника.
Палач с подручными подошел к нему. Протянул руку.
— Ну, не серчай! — сказал он.
— Да что ты, с какой стати? — ответил Квангель, машинально пожимая ему руку.
Пока палач снимал с него куртку и срезaл воротник рубашки, Квангель смотрел на тех, что пришли вместе с ним. В ослепительном свете он различал только круг белых лиц, глядящих на него.
Это сон, подумал он, и сердце забилось быстрее.
От зрителей отделилась какая-то фигура, и, когда она приблизилась, Квангель узнал невысокого, услужливого врача в светло-сером костюме.
— Ну как? — спросил врач с блеклой улыбкой. — Как мы себя чувствуем?
— Всегда спокойно! — ответил Квангель, меж тем как ему связывали руки за спиной. — В данный момент небольшое сердцебиение, но полагаю, в ближайшие пять минут все пройдет.
И он улыбнулся.
— Погодите, я вам кое-что дам! — сказал врач и полез в сумку.
— Не трудитесь, господин доктор, — ответил Квангель. — У меня все есть…
На секунду он высунул меж тонкими губами кончик стеклянной ампулы.
— Ну что ж, — в замешательстве сказал врач.
Они повернули Квангеля. Теперь он видел перед собой длинный стол, обтянутый гладкой, тусклой черной клеенкой. Увидел ремни, пряжки, а прежде всего нож, широкий нож. Как ему показалось, нож висел очень высоко над головой, угрожающе высоко. Сталь поблескивала сероватым серебром, коварно глядела на него.