Один выстрел
Шрифт:
Да, ясное. По всем меркам, самое что ни на есть доказанное.
Но это не главный вопрос.
Главный вопрос – на пленке в кассете Хелен Родин. Хриплый безнадежный голос Джеймса Барра: «Найдите Джека Ричера». Почему он это сказал?
Кто такой Джек Ричер для Джеймса Барра?
Вот он, главный вопрос.
Джек Ричер лежал в номере, уставившись в потолок. Пять минут. Десять. Двадцать. Затем он вытащил из заднего кармана салфетку с номером и позвонил. Хелен Родин ответила после восьмого гудка. Голос у нее был сонный.
– Говорит
– Погода? В пятницу? Было хмуро. Облачно.
– Это нормально?
– Не совсем. Обычно бывает солнечно – или дождливо. В это время года либо так, либо эдак. Большей частью солнечно.
– Было холодно или жарко?
– Ни то, ни другое. Приятная вроде стояла погода.
– У вас есть машина?
– Машина? Да. Но на службу я езжу автобусом.
– Завтра приезжайте на машине. Я приду к вам в офис в восемь утра.
– В чем дело?
– Завтра, – повторил он. – В восемь утра. А сейчас спите.
Ричер проснулся в шесть и вышел из гостиницы позавтракать. Нашел рабочую столовую, выпил кофе и съел яичницу. Уселся у окна, чтобы следить за улицей. Если вечером накануне за ним шли по пятам из гостиницы, логика подсказывала, что могут следить и сегодня. Но он никого не заметил.
Затем он пошел на север по Первой улице. На минутку присел на глыбу Эн-би-си спиной к башне – как человек, который пришел раньше и потому убивает время. Первым делом Ричер посмотрел на мужчин с газетами. Довольно распространенный способ маскировать наблюдение. Мужчины, курящие у дверей, – новые невидимки. Или мужчины с мобильниками.
Он начал изучать мужчину, который курил и одновременно разговаривал по сотовому. Коротышку лет шестидесяти. В его осанке угадывалась какое-то постоянное кривобокое смещение. Возможно, старая травма позвоночника. На нем был дорогой костюм с двубортным пиджаком, добротно пошитый, но не американского кроя. Прямой и просторный, слишком теплый для здешней погоды. Может, польский. Или венгерский. В любом случае – восточноевропейский. У мужчины были жидкие седые волосы и темные глаза.
Ричер посмотрел на часы: 7.55. Он соскользнул с полированного гранита и вошел в башню.
– Он здесь, – доложил Линский. – Только что поднялся наверх.
– Он тебя видел? – спросил Зэк.
– Наверняка.
– Пусть это будет в последний раз. Теперь держись в тени.
Ричер застал Хелен Родин на рабочем месте. На ней был тот же черный костюм, но с новой блузкой – ярко-голубой с зеленоватым оттенком, под цвет глаз. Волосы были стянуты на затылке в «конский хвост». На письменном столе громоздились книги по юриспруденции. Она успела заполнить записями около восьми страниц в желтом блокноте юриста.
– Джеймс Барр пришел в себя, – сообщила она.
– Он может говорить?
– Только с врачами. К нему никого не
– А что полицейские?
– Ждут. Но мне их нужно опередить. Нельзя допустить, чтобы он разговаривал с копами в отсутствие адвоката.
– Что он говорит врачам?
– Что не знает, почему очутился в больнице. Что ничего не помнит о пятнице. Врачи говорят, этого следовало ожидать.
– Что для вас из этого вытекает?
– Две большие проблемы. Во-первых, он может симулировать амнезию. Поэтому придется получить экспертное заключение. Если же он не симулирует, то мы в тумане. Раз сейчас он в здравом уме и до этого был таким же, но у него выпала из памяти неделя, он не сможет участвовать в собственной защите. Он получил травму по вине штата – в тюрьме штата. После этого у них не выйдет его судить.
– Что надумает ваш отец?
– Будет стоять не на жизнь, а насмерть. Чтобы дело рухнуло из-за потери обвиняемым памяти – такое не позволит себе допустить ни один обвинитель даже в виде возможности. В противном случае все в предвариловке захотят быть избитыми. – Хелен посмотрела Ричеру в глаза. – После вашего вчерашнего звонка я решила, что утром вы войдете сюда и с порога заявите о его невиновности.
– Он не так виновен, как я считал поначалу.
– То есть?
– Поедем, я вам покажу.
Они спустились в служебный подземный гараж. Там были большие фургоны с оборудованием Эн-би-си, легковые автомобили, пикапы и фургончики различных марок. Стоял новенький синий «мустанг» с открывающимся верхом и карточкой Эн-би-си за ветровым стеклом. Вероятно, машина Энн Янни, подумал Ричер.
У Хелен Родин был подержанный темно-зеленый седан «сатурн».
– Куда едем? – спросила она.
– На юг.
Он откинул спинку сиденья, примяв наваленные позади вещи.
– Что вам известно? – спросила она.
– Известно не мне, а Джеймсу Барру. Про меня.
Она выехала из гаража и повернула на юг. Час пик еще не кончился, машины шли плотным потоком.
– Дело, которое, с его точки зрения, было невозможно раскрыть. Я же сделал это буквально у него на глазах. Он считает меня гением сыска.
– Поэтому и захотел, чтобы вас вызвали?
Ричер кивнул:
– Вчера вечером я попробовал оправдать его мнение.
Они пересекли реку по длинной железной эстакаде.
– Теперь поверните на запад, – сказал Ричер.
Она сделала правый поворот и выехала на двухполосную сельскую дорогу.
– В этом деле есть кое-что, чего не заметил Эмерсон. Барр хотел, чтобы это понял другой человек.
– Почему Барр тогда не выложил факты?
– Потому что не мог. И потому что никто бы ему не поверил.
Они приближались к развязке «клеверный лист».
– Выезжаем на шоссе – и на север.
Автомобильчик одолел пандус и влился в поток машин, идущих на север. Впереди, справа по ходу, был центр города. Шоссе плавно поднялось на эстакаду.