Один за двоих
Шрифт:
Мгновение раздумываю, стоит ли отхлебнуть из фляжки Веньяра. Делаю глоток, другой — и согреваюсь окончательно. Обожженные морозом, опухшие веки тяжелеют. Прикрываю глаза. Я не спал двое суток, мне необходимо хоть чуточку восстановить силы. Меня затягивает куда-то в теплую, блаженную черноту, будто в утробу матери. Там спокойно, защищено и не надо никуда бежать, там отступают страх и сомнения, обиды и радости кажутся никчемными и пустыми. А самое главное наслаждение — покой и темнота.
Лина красится долго и со вкусом. Меня всегда это раздражало, зачем,
Но сегодня я пригрелся в кресле, должно быть, я нездоров, раз мне нравится наблюдать, как Линка с художественным профессионализмом раскрашивает себе лицо. Она никогда не разрисовывает себя ярко; интересно, на что тратит час, если косметики на ней не видно. Только чуточку поднимаются уголки глаз, самую капельку блестят губы. На нее приятно смотреть: она наклонилась к большому зеркалу, слегка оттопырив подтянутую попку, халатик едва прикрывает ягодицы. Ноги — не от ушей, а нормальные — так и притягивают взгляд. Не хочу я ни на какую вечеринку!
Лина мурлычет себе под нос веселую песенку, не спеша укладывает волосы, разделив темную копну прямым пробором. Скидывает халатик и тут же ловко ныряет в шелковое платье — скромное, до колена и без лишних блестяшек. Дочь лидера Умано — лицо междумирья, его гордость и достоинство.
— Дан, ты готов? — не оборачиваясь, спрашивает она.
— Готов, — сдавленно-бархатным голосом отвечаю я, так что она сразу понимает, К ЧЕМУ именно я готов.
Оборачивается, критически оглядывает меня:
— Не пойдет. Нельзя идти к Хамстелам в джинсах и свитере.
Морщусь. Она вынимает из шкафа смокинг, долго копается в поисках рубашки и галстука.
— Не старайся, — говорю я раздраженно, — все равно не надену.
— Милый, ты должен. Там будут нужные люди, я хочу, чтобы ты был красивым парнем.
Даже в смокинге я не избавлюсь от презрительно-завистливых взглядов Линкиной тусовки. Слишком я им не ровня. Не пью, не нюхаю, не колюсь. Не имею счета в оримском банке с километрами нулей и дряблого брюшка, которое не скроют даже кутюрье. Я чужак без шансов и желания сделаться своим.
— Не собираюсь я быть красивым парнем среди накокаиненных пидоров и пьяных шлюх. Это чревато.
— Не будь вульгарным, — спокойно улыбается Лина, — у Хамстелов никогда не бывает сброда.
— Тогда тем более не вижу необходимости выряжаться.
— Почему ты упрямишься по самым пустяковым поводам, Дан? — Лина начинает сердиться, но говорит неизменно спокойно и доброжелательно. Это ей посоветовал тот психоаналитик, которого я выгнал взашей.
— Потому что не люблю быть посмешищем.
Она подходит ко мне, наклоняется так, что я ощущаю ее заметный аромат ее духов и теплое дыхание на щеке.
— Мне кажется, дело в другом, — ласково шепчет Лина,
Лина запускает ловкие пальцы мне в волосы, массирует, чешет за ушком, усаживается мне на коленки.
— Дан, проснись!
Лина отчего-то превращается в Веру:
— Просыпайся, идиот! — она трясет меня за плечи. А потом откуда-то издалека доносится твой голос:
— Дан, подъем!
Вздрогнув, я открываю глаза и сослепу вскидываю винтовку. Очередь отшвыривает то теплое и живое, что только что было возле меня, касалось меня. Ничего не видно, кроме мелькания крошечных огоньков в раскинувшейся внизу Нарголле. Стреляю наугад в темноту, сухие щелчки рассыпаются по ледяным скалам, как горох. Ответные вспышки слепят, что-то трещит, несколько сильных толчков швыряют меня на скалу. Бок прорезала боль, но когда я почуял, что мне вот-вот придет крышка, появляется неожиданная подмога. Черная туша Дружка врезается в строй нападающих, по вымерзшей тропе грохочут десантные ботинки, автоматы захлебываются злостью. Приободрившись, я вношу свои десять центов в общее дело. Ну и шуму мы тут наделали!
=== Главы 47–48 ===
Ребята, Йохан и Макс, ослушались меня, но как же я сейчас этому рад. Красноглазые твари подобрались так неожиданно. Я ж только на минуту закрыл глаза.
Несколько минут мы преследуем отходящих морфоидов. Ловкие, сволочи, прыгают по скалам, как белки. То ли дело мы, в десантной броне, которая, кстати, спасла мне жизнь. Бок саднит, пуля все-таки пролезла между ремнями бронежилета, но не смертельно. До свадьбы точно заживет.
— Дан, ты ранен? — тревожно спрашивает Йохан.
— Пустяки.
Макс треплет за холку героического локхи. Дружок получил две пули, благополучно застрявшие в шкуре и толще кожи, но выглядит довольным, язык выворотил, слюни стекают непрозрачными белыми нитками.
— Откуда вы здесь, я же велел…
— Ты за кого нас держишь? — сердито откликается Веселков. — Дружок забеспокоился, ну мы и поняли, что кровососы рядом.
— Спасибо, ребята.
— Тебе пора, Дан. Мы прикрывать, — говорит Хольд, глядит вдаль. — Скоро восход.
Он прав. Чем быстрее я окажусь в городе, тем безопаснее. Там меня не тронут. Кто угодно: нарьяги, наемники, но только не морфоиды.
Мы скидываем трупы нелюдей в ущелье и спускаемся вниз. Здесь пролегает ветка рельс, по ним изредка ходят грузовые короткие составы. Дорога ныряет в тоннель. Йохан и Макс провожают до развилки рельс, автоматический семафор подмигивает красным глазом.
— Пока ребята. Возвращайтесь.
Я надеваю поверх одежды камуфляжную куртку наемнической армии, синюю с желтой полосой и ефрейторской нашивкой на погоне. Вскидываю руку, отдавая честь, и ныряю в тоннель.