Одиннадцать сребреников
Шрифт:
— Ты в первый раз назвал меня так! — И поскольку Ганс уже наклонился, чтобы подобрать конец недоуздка Инаса, Мигнариал, бросившись ему на шею, едва не повалила его наземь. Опять.
Примерно через полчаса, когда они увидели впереди нечто похожее на настоящий лес — большое и темно-зеленое, Ганс рассказал Мигнариал о том, что он намерен сделать. Однако слово «намерен» в его речи не прозвучало — он говорил, что должен сделать это.
Мигнариал умоляла и уговаривала его, плакала и умоляла, ругала его и плакала и вновь начинала умолять. Потом девушка замолчала и надулась, не понимая и не желая понимать намерений Ганса.
Ради этих денег Ганс рисковал собой. Он приложил немало усилий, чтобы получить их, и едва избежал смерти. Он даже подвергся пытке — и все из-за этих серебряных монет. Он ждал много лет, чтобы выудить их из колодца. И вот какие-то сукины дети, которые не умеют даже правильно говорить по-людски и все время шипят, как змеи, отбирают у него эти деньги только потому, что у них были арбалеты.
Хуже того, они бросили людей в пустыне, отняв у них коней. Шедоуспан был вором, и у него была своя профессиональная гордость. Ни один истинный вор никогда не поступит так. Ни один мастер своего дела не сделает подобной подлости.
— Но у нас же осталось больше половины этих денег, Ганс! Это больше, чем когда-либо было у тебя или у меня!
— Дело не в том. Они увели лошадей. Я должен попытаться.
— Ганс, они тебя убью-у-уут! — заголосила Мигнариал и вновь принялась рыдать.
Ганс и Мигнариал шли по разные стороны от Инаса, переговариваясь через его спину. Они направлялись не туда, куда указал Квеш, и не туда, куда он ускакал. Нет. Они шли к лесу, где, по мнению Ганса, скрылись все четверо тейана. Ганс был уверен, что именно в лесу у этих разбойничков имеется уютное логово.
— Нет, не убьют. Они не убьют меня, Мигни, да и мне не нужно никого из них убивать. Я подожду до темноты. И еще немного. Они не увидят и не услышат меня, Мигни, — до тех пор, пока я не буду готов.
— А потом они убью-у-ут тебя!
— Перестань твердить это! К тому же со мной пойдет Нотабль. Нотабль, ты пойдешь со мной?
Нотабль дремал, примостившись поверх поклажи на спине онагра. Услышав свое имя, кот дернул хвостом и почти приоткрыл один глаз.
— Видишь? Видишь, Ганс? Даже кот знает, что ты глупец! Не делай этого!
— Не смей.., называть.., меня.., глупцом, женщ-щина!
— Я не это хотела сказать. Но то, что ты собираешься сделать, — глу-упо! — И Мигнариал снова заплакала.
— Ох, Мигни! Мигни, перестань, пожалуйста. Я должен это сделать. Ты должна позволить мне делать то, что мужчина должен сделать. А я должен сделать это.
Мигнариал, ни разу не всхлипнув, с жаром произнесла:
— Женщины с'данзо не позволяют своим мужчинам идти на смерть из-за всякой ерунды!
— Хо-о! — сказал Ганс онагру, дергая его за недоуздок. Инас с готовностью остановился и оглянулся, словно сожалея, что не может сжевать еще пару пучков замечательной сочной травы, оставшейся позади, в оазисе. Ганс обошел его спереди и встал, положив ладони на голову онагра и глядя в глаза Мигнариал.
— Послушай, — негромко произнес он, и этот негромкий голос действительно заставил Мигнариал прислушаться к его словам. Глядя в лицо Гансу, девушка внезапно поняла, почему многие в Санктуарии
Ганс умолк, затем набрал в грудь воздуха и начал снова:
— Во-первых, милая моя женщина с'данзо, я — не мужчина с'данзо. Я илсиг, а илсиги — народ Ильса Тысячеглазого. Я делаю то, что я должен делать. Никто другой не может решить за Ганса, что должен делать Ганс. И когда я принимаю решение, то не говори мне, что это ерунда. У меня есть причины на это, и достаточно. Я люблю тебя и хочу, чтобы ты была со мной. Поэтому перестань выставлять на посмешище меня и моих богов.
Мигнариал жалобно смотрела на него огромными карими глазами. И темные круги под ее глазами появились не только потому, что от слез потекла краска, которой были подведены ее веки.
— Ганс… Ох, Ганс, я вовсе не смеюсь над тобой. Я никогда не стала бы смеяться над тобой. Я люблю тебя.
Взгляд Ганса и выражение его лица стали иными. Теперь у него был такой же горестный вид, как у Мигнариал.
— Я не собираюсь «идти на смерть», как ты говоришь. Я намерен пойти и забрать обратно мои деньги и моих лошадей. И мое уважение к себе самому. Если все это для тебя ерунда, то мне действительно жаль. Мне жаль, и… О боги моих отцов, но тебе не следовало ехать со мной, и я прошу прощения, что потянул тебя за собой.
В течение нескольких минут Мигнариал смотрела в землю. Но когда она вновь подняла взгляд, ее глаза были ясными и чистыми. Она заговорила, медленно и отчетливо, на языке, которого Ганс не знал. Судя по тону и по произношению, это был не просто язык народа Мигнариал. Слова, произнесенные девушкой, были словами какого-то обряда, пришедшего из глубин долгой истории народа с'данзо. Ганс почувствовал, что эти слова не раз и не два произносили другие люди. Быть может, даже в особо торжественных случаях.
Ганс ждал, не сводя глаз с Мигнариал. Как он и ожидал, девушка, слегка заикаясь, заговорила уже на его языке, которому научили ее родители. Ганс был уверен, что она повторяет то, что только что сказала на ином наречии, на языке, которого не знал никто, кроме с'данзо.
— Я — с'данзо. Ты мой мужчина. Я твоя женщина. Женщина должна делать то, что делает женщина. М-мужчина д-должен делать то, что должен делать м-мужчина.
Ганс кивнул и сглотнул слюну.
— Это же самое ты сказала на языке твоих предков? Мигнариал наклонила голову в знак согласия и добавила:
— На языке моих отцов и матерей.
Ганс протянул руку и взял ее ладонь в свою.
— Я слышал твои слова. Я люблю тебя, женщина. Он крепко держал Мигнариал за руку, чтобы не дать ей броситься вперед, к нему в объятия. Девушка понимала это. Они долго смотрели друг другу в глаза. Затем Ганс отпустил руку Мигнариал, отступил в сторону и причмокнул, заставляя онагра двигаться дальше.
ЛЕС
Пустыня осталась позади. Почва под ногами путников становилась все менее и менее песчаной, заросли колючих сорняков сделались гуще, а затем уступили место обычной траве. Дальше к северу виднелись кустарники, а порою и одинокие деревца. А еще севернее темнел лес, хорошо различимый даже при лунном свете. Ганс и Мигнариал не знали, насколько велик этот лес, однако он тянулся широкой полосой с востока на запад, как бы обозначая северную границу пустыни. Инас начал упираться, так что его приходилось тянуть за недоуздок: онагр хотел попробовать на вкус нежную зеленую травку.