Одиннадцатая заповедь
Шрифт:
– А его жена?
– Почему она должна что-то подозревать? Она прекрасно понимает, что он не мог отказаться от последнего поручения «Мэриленд иншуранс».
– Но есть еще и его бывшая секретарша.
– Я приказал перевести ее в ближневосточный отдел Лэнгли. Ей придется сидеть в офисе с шести вечера до трех ночи. Я заезжу ее так, что у нее не будет сил думать ни о чем, кроме пенсии.
– Хорошо. Где сейчас находится Коннор Фицджеральд?
Гутенберг посмотрел на часы:
– Над Атлантическим океаном. Примерно через четыре часа он приземлится в лондонском аэропорту «Хитроу». Он летит под именем
– Похоже, вы продумали все, кроме того, что будет, когда он вернется в Вашингтон, – сказала директор.
– Он не вернется в Вашингтон, – ответил Гутенберг.
– Как Стюарт? – спросила Мэгги.
– Прилетает в Лос-Анджелес через две недели. Не могу дождаться, – ответила Тара.
– Вы сразу же летите к нам?
– Я же тебе говорила: мы собираемся взять машину и прокатиться вдоль Западного побережья.
– Пожалуйста, поезжай осторожно.
– Мама, за девять лет, что я вожу машину, меня ни разу не оштрафовали. Поэтому хватит беспокоиться, и скажи лучше, что ты делаешь сегодня вечером.
– Хочу пойти в оперу. На «Богему» с Пласидо Доминго. Я решила дождаться отъезда отца и пойти одна – он все равно заснул бы уже в первом акте.
– Почему ты не позвала с собой Джоан?
– Я звонила ей на работу, но, похоже, там сломался телефон. Попробую попозже позвонить ей домой.
– Ну ладно. Пока. Созвонимся завтра, – попрощалась Тара. Она знала, что, пока Коннора нет дома, мать будет звонить ей каждый день.
Когда Коннор уезжал за границу, Мэгги пыталась полностью сосредоточиться на университетских делах: на заседаниях поэтического общества и занятиях кружка ирландского танца, где она преподавала. Глядя на танцующих студентов, она вспоминала Деклана О'Кейси. Теперь он был известным профессором математики в Чикагском университете. Он так и не женился и до сих пор каждый год присылал Мэгги открытки на Рождество и – неподписанные – ко дню Святого Валентина. Они неизменно бывали напечатаны на старой машинке с покосившейся буквой «е».
Мэгги набрала домашний номер Джоан, но на том конце никто не ответил. Она съела салат и отправилась в Центр Джона Кеннеди. На один лишний билетик всегда можно было рассчитывать, каким бы знаменитым ни был гастролер.
Мэгги была потрясена первым актом «Богемы». Когда занавес опустился, она в толпе зрителей вышла в фойе. В переполненном буфете она заметила Бена и Элизабет Томпсон.
Бен Томпсон обернулся и встретился с ней взглядом. Мэгги улыбнулась и поспешила к Томпсонам.
– Очень рада вас видеть, Бен.
– А я рад видеть вас, миссис Фицджеральд, – ответил он. Это был не тот теплый тон, что во время ужина две недели назад. И почему он не назвал ее Мэгги? Решив не обращать на это внимания, она продолжала:
– Доминго великолепен, не правда ли?
– Да, и нам повезло, что здесь сегодня Леонард Златкин из Сент-Луиса, – ответил Бен Томпсон.
Мэгги была удивлена тем, что он не предложил ей чего-нибудь прохладительного, а когда она сама заказала себе апельсиновый сок, даже не сделал попытки заплатить за нее.
– Коннор ждет не дождется, когда он наконец приступит к работе в «Вашингтон провидент», – сказала она, пригубив свой сок.
На лице Элизабет Томпсон отразилось удивление,
– Пожалуй, пора идти в зал, – сказал Бен Томпсон. – Было приятно с вами встретиться, миссис Фицджеральд. – Надеюсь, вам понравится второй акт.
Мэгги второй акт не понравился. Разговор в фойе не давал ей покоя. У Томпсонов две недели назад все было совсем по-другому. Если бы Мэгги знала, как связаться с Коннором, она бы наплевала на табу, которого не нарушала ни разу в жизни, и позвонила ему. Едва войдя в дом, она набрала телефон Джоан Беннетт.
В трубке раздались длинные гудки.
На следующее утро в 7.40 Коннор Фицджеральд поднялся на борт лайнера авиакомпании «Суиссэр», выполнявшего рейс Лондон – Женева. Полет длился менее двух часов. Когда самолет коснулся швейцарской земли, Коннор перевел часы на 10.30.
Во время непродолжительной остановки в Женеве он воспользовался предложением «Суиссэр» и принял душ. В «эксклюзивную», как ее описывали в фирменном буклете, душевую вошел банкир из Стокгольма Теодор Лилистранд, а через сорок минут вышел Пит де Вилльерс, журналист йоханнесбургской «Меркюри».
Коннору предстояло ждать еще более часа, поэтому он зашел в один из самых дорогих ресторанов на планете и заказал себе кофе и круассан.
Наконец объявили посадку на рейс «Аэрофлота» до Санкт-Петербурга. Сидя в салоне, он еще раз вспомнил заключительный инструктаж и снова удивился, с чего это Гутенберг несколько раз повторил: «Не попадайтесь. Но если это произойдет, отрицайте какую бы то ни было связь с ЦРУ. Не беспокойтесь, фирма о вас всегда позаботится».
Об одиннадцатой заповеди напоминают только новичкам.
– Доброе утро. Говорит Хелен Декстер.
– Доброе утро, – сухо приветствовал ее Энди Ллойд.
– Я подумала, президенту будет интересно узнать, что человек, которого он нас попросил найти в Южной Африке, снова пришел в движение.
– Я не вполне понимаю, о чем вы, – сказал Ллойд.
– Два дня назад убийца Гусмана прилетел в Лондон с паспортом на имя Мартина Перри. В Лондоне он только переночевал, а на следующее утро вылетел в Женеву под именем шведского гражданина Теодора Лилистранда. Здесь он сел на самолет «Аэрофлота», вылетевший в Санкт-Петербург. Теперь у него в кармане южноафриканский паспорт на имя Пита де Вилльерса. Из Санкт-Петербурга он ночным поездом направился в Москву.
– В Москву? Почему в Москву? – недоуменно переспросил Ллойд.
– Если мне не изменяет память, – ответила Декстер, – в России скоро выборы.
Когда самолет приземлился в Петербурге, на часах Коннора было без десяти шесть. Измученным пассажирам, которых было около сотни, пришлось минут двадцать ждать автобуса до аэровокзала. Порядки в стране остались почти прежними, несмотря на то что теперь всем здесь заправляла организованная преступность, а не КГБ.
Коннор последним вышел из самолета и последним вошел в здание аэровокзала. Мужчина, прилетевший в Петербург тем же рейсом в первом классе, тенью проследовал за ним через пограничный и таможенный контроль. Когда через полчаса Коннор покинул здание аэропорта, преследователь поймал такси и попросил отвезти его на Московский вокзал.