Одиночество
Шрифт:
— И племянника Петра вы должны помнить, Владимир Ильич. Он приходил к вам в Питере по судебному делу… Давно это было!
— Как же, как же, помню, такой жилистый и меднолицый молодой человек!
— Теперь он у Антонова, Владимир Ильич.
— Что вы говорите? И в каких чинах?
— Командует карательным отрядом, Вохром, как его называют антоновцы.
— Стало быть, антоновский генерал, главный начальник тайной и явной полиции, а? — Ленин усмехнулся. — Подумать только — какая семья! Вот она, революция! Три брата — три судьбы! Три поколения — три цели, три
— Там очень серьезное положение, — сказал Сергей Иванович.
— Конечно! Вот что, после съезда вы поезжайте на родину. И перед отъездом зайдите ко мне.
Ленин пожал руку Сергею Ивановичу и пошел в президиум — заседание возобновилось.
Сергею Ивановичу не тотчас удалось выехать на родину: вместе с другими делегатами съезда он ходил на приступ Кронштадта, был ранен в последнем бою, пролежал полмесяца в больнице и лишь в начале апреля приехал в Тамбов.
Получив назначение быть председателем ревкома в районе Двориков, Сергей Иванович выехал на станцию, где сидели со своим коммунистическим отрядом Жиркунов и его заместитель Листрат Григорьевич.
Вечером он выступил на собрании.
Здесь все знали его; Листрат, Чикин, Никита Семенович сражались с ним рядом против Деникина, работали вместе в двориковском Совете, знали его суровую непоколебимость, умную бесстрашность, сосредоточенность, сквозь которую порой прорывался огненный темперамент, присущий сторожевскому роду. Его здесь звали, как в семье, Матросом, равно как и Листрата большинство звало Солдатом.
Каждому хотелось быть поближе к Сергею Ивановичу, услышать новости, которые он привез от самого Ленина, из Москвы.
Матрос — Сергей Иванович — стоял, окруженный земляками, высокий, как и все Сторожевы, плотный, даже несколько полный, меднолицый, многим похожий на старшего брата.
Он сдерживал свое волнение. Он любил всех этих людей, сверстников и товарищей по борьбе.
Его растрогал прием, оказанный ему. Как ни был Сергей Иванович скромен, внимание этих близких людей было приятно. Глаза его затуманились, голос несколько раз срывался.
Рядом с ним стоял Фрол Петрович и все приговаривал:
— Вот оно как! Вишь ты оно как! Вот так Матрос — тоже до самого Ленина дошел!
Появление на станции Фрола Петровича больше всего обрадовало Сергея Ивановича. Перед ним был тот самый «средний мужик», из-за которого весь сыр-бор загорелся, выходец «с того света» — ведь он не далее как вчера видел брата Петра, совсем недавно Антонова.
Разглядывая обветренное лицо Фрола Петровича, Сергей Иванович ловил себя на мысли: он как-то по-новому начал ощущать крестьянство. Ему вспомнились слова Ленина о его судьбе, О судьбе его братьев.
Раньше он не думал об этом. Когда же Ленин сказал эту короткую, на всю жизнь запомнившуюся фразу, Сергей Иванович как бы посторонними глазами
Дед, Лука Лукич, — огромный старик с могучими чувствами, видевший Ленина в его молодые годы, ходок за мужицкую правду, разговаривавший с царем, поротый по приказу царя за бунт в 1902 году, член I Государственной думы. Он восстал против царя и погиб…
Дядя Флегонт ушел из семьи в конце прошлого века, ушел искать свою правду, звено, которое бы соединило рабочих и мужиков для единого дела.
Он пришел к Ленину и стал верным солдатом молодой большевистской гвардии. Он повел за собой, он поставил на ленинский путь и младшего племянника — его, Сергея.
Вспомнил Сергей болезненного, кроткого отца своего Ивана Лукича; он умер в 1903 году, и после его смерти разлетелась в разные стороны сторожевская семья, и все пошли по разным путям.
По своему пути пошел Петр — стяжатель, не признающий жалости или колебаний, матерый мироед, чистая кулацкая натура, волк.
Брат Семен — сумрачный, непонятный человек. Неведомо, за кого он, с кем он, какие у него думы, чего он хочет, какого удела? Может быть, и он в душе такой же, как и Петр?
И, наконец, он сам, Сергей Иванович Сторожев, непримиримый враг Петра.
В своей семье, как в капле воды, видел Сергей Иванович революцию, ее прошлое, настоящее и будущее, всю трагичность борьбы, все величие ее.
Непонятный, суровый, вечно на что-то обиженный, брат Семен предстал перед Сергеем Ивановичем фигурой обобщенной. Слово «союзник» перестало быть абстрактным. Вот он, союзник, — Семен Иванович Сторожев. И от того, чьим союзником он становится — брата Петра или брата Сергея, — в зависимости от этого колеблется чаша весов революции.
И вот в образе Фрола Баева перед ним почти копия брата Семена! Какие глубочайшие противоречия заложены в этом человеке!
Фрол… Кажется, «наш», «свой».
Он шел за Антоновым и верил ему. А сегодня хочет идти с большевиками. Или ямщик Никита Семенович — любитель церковного пения, член первого в селе крестьянского комитета, руководимого социал-демократкой, учительницей Ольгой Михайловной… Давно это было, девятнадцать лет назад!
Сложен был путь Никиты Семеновича! Буян, горлодер, воротила сходки, не сумевший подчиниться дисциплине партии, покинувший ее, а теперь доброволец, разведчик, коммунар, но все еще тоскующий по клиросу.
Или Лешка, убежавший от Антонова… Федька, мстящий за свои седые волосы… Все они — участники великого испытания духа и воли. Но разве не будет еще испытаний у революции? Разве не будет еще войны, может быть во сто крат более жестокой, сложной и страшной?
«Они пойдут за нами!»
Все эти мысли вихрем неслись в голове Сергея Ивановича. Ему казалось, что только сейчас он по-настоящему заглянул в самые сокровенные тайны борьбы, увидел весь сгусток противоречий, сложнейшие ходы человеческих душ. Лишь разобравшись в ленинских словах, он перешел ту полосу жизни, когда все было наивно, по-ученически точно разграфлено, разложено по полочкам социальных понятий и схем.