Одиночка — Джек
Шрифт:
Однако они еще не были в безопасности. Позади них на пороге хижины распластался Одиночка Джек. Глаза его блестели, револьвер он держал наготове, но не мог отличить одного от другого в кромешной тьме, и, чтобы не попасть случайно не в того человека, он позволил им уйти. Они в страхе неслись со всех ног в темноту под кронами деревьев, а Команч мчался за ними.
Окрик Одиночки Джека заставил животное вернуться.
Он дал уйти беглецам, поскольку видел, что было бы совершеннейшим безрассудством и безумием преследовать их под покровом ночного леса. Вместо этого он повернул
— Ты что, кончаешься, приятель? — без всякого сочувствия спросил Одиночка Джек, опустившись на колено рядом с раненым ковбоем.
— Сейчас кончусь, — простонал Манделл.
— Дай-ка взглянуть!
Он разодрал рубаху на раненом. Одного взгляда ему было достаточно.
— Ты хоть сейчас можешь вскочить на коня и поехать, — холодно сказал Одиночка Джек. — Пуля всего лишь скользнула по ребрам, вместо того чтобы пробить твое сердце, как я собирался сделать. Сохраняй спокойствие. Сделай себе перевязку после того, как промоешь рану. С тобой все будет в порядке, а когда встанешь на ноги, я приду, чтоб поговорить с тобой еще раз. Пока!
Он вышел в дверь, а Манделл, приподнявшись на руках, смотрел вслед победителю, ничего не понимая. За дверью он видел отдаленное мерцание звезд над самым горизонтом. Внезапно сердце раненого затопила благодарность за то, что ему еще позволено жить.
Затем он услышал отдаленный, слабый стук копыт, а за ним — неистовый, протяжный вой волка, взявшего след, — ужасный звук.
— Так ему нужны и они? — выдохнул Манделл. — Господи, помилуй их!
Он подождал и прислушался еще, но больше до него не донеслось ни звука.
Он пошарил в поисках спичек, нашел их и зажег несколько сухих поленьев, лежащих в открытом очаге. При этом свете он, следуя наставлениям Димза, принялся промывать и перевязывать свою рану и трясущимися руками кое-как с этим справился. Снаружи не было слышно ни звука, который бы говорил о том, что спасшиеся бегством возвращаются, да Манделл на это и не надеялся.
Наступила полная тишина. Потом из дальнего далека вновь послышался протяжный, тоскливый волчий вой, пронзающий ночь.
Глава 25
ДЕЙСТВИЯ НА ВСЕХ ФРОНТАХ
После этого события стали развиваться столь быстро, что Джовилл для постороннего взгляда выглядел скорее центром тайфуна, нежели просто средоточием событий. Прежде всего события задели Эндрю Эпперли. Сначала он услышал остро ранившую его весть, что Дэвид мертв. Потом получил письмо от Дэвида, вызвавшее у него серьезные опасения, и сразу вслед за этим пришла записка, которую Одиночка Джек написал в гостинице Джовилла и в которой сообщал, что в Дэвида стреляли.
И Эндрю Эпперли стал готовиться к войне.
Начал он с того, что послал вызов через своего управляющего своим помощникам. Он собирал всех своих ковбоев, за исключением нескольких человек, которых необходимо было оставить на пастбищах, чтобы присматривать за скотом. Там оставались наименее меткие стрелки, наименее опытные всадники.
В то же
Откликнулись все. Через полдня, когда работа была в самом разгаре, быстрый скакун нес всадника на юг, к железной дороге. Всадник спешил передать на телеграф важную депешу в Вашингтон, в которой Эпперли просил покровительства у одного живущего там друга семьи, чтобы действия, которые он собирался предпринять, были признаны чем-то вроде правительственной акции под его руководством. Около полудня ковбои уже сидели на лошадях, покачиваясь в седлах.
Эпперли и его управляющий Лес Бриггз пересчитали всех — набралось семьдесят пять крутых ребят. Когда же они оба присоединились к войску, получилось четыре отряда по восемнадцать-двадцать человек. Окинув взглядом строй, где каждый боец был вооружен по крайней мере парой кольтов и у каждого было хорошее многозарядное ружье — как правило, винчестер, — Эндрю Эпперли преисполнился уверенности в том, что судный день Джовилла грянул.
И они отправились в путь, и ехали быстрой рысью через холмы, продвигаясь по извилистой тропе к далеким владениям Александра Шодресса, и Эпперли все время держался во главе отряда. Лицо его осунулось, глаза хмуро смотрели в землю — так велики были его душевные страдания.
Пока бойцы скачут к Джовиллу, давайте осмотримся по сторонам и представим, что в это время делают Шодресс и все прочие.
Вот Большой Алек Шодресс собственной персоной. Он разговаривает с доктором Майерсом. Доктор взял на себя заботу о лечении молодого Эпперли, и потому Шодресс пожелал побеседовать с ним.
— Док, — сказал толстяк, — выживет Дэвид или умрет?
— Один Бог знает, — развел руками доктор.
— Теперь слушайте меня, — потребовал Шодресс. — Вы хотите, чтоб вам в этом городе хорошо жилось, а?
— Хотелось бы жить как можно лучше, — отвечал доктор.
— И чтоб мои друзья обращались к вам за помощью?
— Само собой, — кивнул доктор. — Ну, конечно, и те, кого они подстрелят.
— Ясно, — сказал Шодресс. — Преуспевать хотите. Я этому очень рад. Люблю, когда мои молодые друзья делают карьеру. Прямо душа радуется, как подумаю, что могу помочь вам выбрать правильную дорогу! А теперь скажите мне, дружок, не откладывая, — как там молодой Эпперли? И не рассусоливайте!
— Он все равно что покойник, — невозмутимо сказал доктор, поскольку этот молодой целитель был не из тех, кого волнуют страдания других. — Он почти покойник и давно уже должен был кормить червей. Одна только и есть причина, что он еще живой, — эта девица не дает ему умереть. Она обеими руками вцепилась в него, если можно так выразиться. Я сам был свидетелем того, как за три минуты разговора с ней температура раненого упала на три градуса!
— Чепуха!
— Да нет! В этом я не нахожу ничего необычного. Наверное, он в нее втюрился. Такое мне встречалось. Чаще, правда, так мать борется за жизнь ребенка. Вы не поверите, Алек, на что может пойти мать, чтобы обмануть смерть!