Одиночка
Шрифт:
— Ты знаешь лишь о том, о чем я тебе сама рассказывала, — возражаю я с натянутой улыбкой. Тяжело создавать видимость непринужденного диалога, тогда как на деле ведешь войну. — На эмоциях сложно оставаться объективной.
— Окей, допустим. То есть, теперь вы помирились и все начинаете заново? И как кстати он узнал, что ты здесь?
— Роберт ему сказал, я так поняла.
— То есть ты звонила Робсону?
Я смотрю на нее с недоумением.
— Я думала, это ты ему позвонила. Потому что он был в курсе, где я нахожусь.
— Я
Может быть, во мне говорит паранойя, но за видимой нейтральностью Ксюшиных вопросов я считываю неодобрение и что еще хуже — снисходительность. Мол, снова в это же болото решила наступить? Ну-ну.
— Мы еще ничего не решили, — я кладу ладони на стол и смотрю ей в глаза. — Для одного вечера впечатлений было достаточно. Ночью Адиль ушел.
— Ну тогда будем рассчитывать, что в этот раз он все-таки вернется.
— Да блин! — не выдержав, взрываюсь я. — А мы можем общаться так, чтобы мне хотелось и дальше что-то тебе рассказывать? Или будем продолжать эту игру в воспитательницу и младенца в обосранном памперсе?
Ксюша приподнимает брови, демонстрируя искреннее непонимание. Фальшивое, как мы обе знаем.
— А я тебе разве хоть против слова сказала?
— А я разве тебя первый день знаю? Я в курсе, что ты не любишь Адиля, но тебя никто и не заставляет с ним встречаться или заниматься сексом. Главное, чтобы мне с ним было хорошо.
— Если бы тебе с ним всегда было хорошо, я бы и слова не сказала. Но раньше ты мне то и дело в истерике звонила из-за того, что вы постоянно ругались. А потом он и вовсе от тебя сбежал. Ты конечно вольна поступать так как хочешь, но что поделать, если я не вижу у вас будущего? Вы разные слишком.
Я мотаю головой. Нет, нет, не так. Ксюша ошибается. Это любовь ко мне лишает ее объективности.
— Мы с ним как раз очень похожи. Это ты предпочитаешь видеть только лучшую часть меня. Мне ты готова делать скидки, а Адилю — нет, потому что его не любишь. С ним я другая совсем… Склочная, требовательная, эгоистичная… И с Димой кстати тоже такой была… Посмотри на Робсона… С друзьями он обаяшка, а с Аней ведет себя как бездушный деспот. Я точно такая же с теми, от кого много жду. В быту меня очень сложно выносить.
— Столько обвинений в свой адрес, чтобы его оправдать.
— Я не оправдываю. Просто не все, что хорошо для тебя, подойдет мне, и наоборот. Я бы вот Сеню удавила голыми руками, а ты с ним встречалась. И кстати! — я обличительно тычу в нее пальцем. — Ты куришь! А курение — пагубная привычка и как известно вредит здоровью. Так почему не бросишь?
— Это другое.
— То же самое! Рак легких, ухудшение кровообращение, несвежее дыхание, пожелтевшие зубы. Но ты все равно делаешь! Даже ты не идеальна.
Вот. Я наконец это сформулировала. Всю жизнь я неосознанно стремлюсь к идеалу, беря за пример других: правильную
— А я разве когда-то претендовала на идеал? — удивленно осведомляется она.
— В моих глазах, да.
— Ладно-ладно, поняла я, что ты за него глотку порвешь, — примирительно произносит она, отодвигая от себя недоеденный эклер. — И уж пожалуйста, продолжай мне все рассказывать. Я постараюсь держать свои воспитательские руки подальше от твоего грязного памперса. Даже если у вас вдруг что-то не получится… — она многозначительно поднимает палец, давая понять, что просто рассматривает один из вариантов, — имей в виду, что я всегда рядом и поддержу.
Окончательно смягчившись, она едва заметно улыбается.
— Я просто волнуюсь за тебя. Знаешь же, что желаю тебе только самого лучшего.
Вот это моя Ксюша, которую до жути хочется обнимать. Это бы я и сделала, если бы не ее следующий вопрос:
— А с Димой-то что делать будешь? Между вами получается все?
Это вопрос из настоящего, в которое мне пока совсем не хочется возвращаться. Слишком о многом тогда нужно будет думать и слишком многое решать.
— А ты сама как думаешь?
Ксюша небрежно пожимает плечами. Ну а кто тебя знает?
Мы болтаем еще около получаса, переключившись на более нейтральные темы вроде поездки с ночевой в дом Олега и мамы и похода в кино на долгожданную премьеру, после чего я ее выпроваживаю, чтобы приступить к онлайн-занятию.
Но сосредоточиться удается с трудом: мысль то и дело ускользает в то место, где лежит мой мобильный. Время почти час дня, и Адиль уже вполне мог проснуться и позвонить. Но он предпочитает молчать.
— Дарья Викторовна, там вас Игорь Алексеевич искал, — запыхавшееся лицо старшей медсестры Веры появляется в комнате медперсонала как раз когда я подношу ко рту первый за вечер бутерброд.
От раздражения я стискиваю зубы. Только ведь села. И Шамова видела всего минут пятнадцать назад.
— А можно я все-таки сначала поем, а потом продолжу и дальше носиться по больнице? — ехидничаю я.
Растерянно моргнув, Вера бормочет «наверное» и деликатно прикрывает дверь. Я с секунду разглядываю нетронутый кусок сыра, покрывающий багет, и со вздохом защелкиваю контейнер. Ну и для чего я рявкнула на ни в чем не повинную Веру? Потому что личная жизнь в очередной раз не задалась?