Одиночный выстрел
Шрифт:
Спустившись в столовую, студенческая делегация обнаружила там кроме супруги президента Рузвельта и других людей. Прежде всего, им была представлена Гертруда Пратт, генеральный секретарь американского комитета международной студенческой организации «International Student Service», которая, как выяснилось, и выступала организатором Всемирной ассамблеи. Госпожа Пратт, эффектная, стройная блондинка лет двадцати пяти, энергично пожала всем руки, сказала, что бесконечно рада видеть русских гостей и познакомила их с Генри Лашем, вице-президентом этой самой «Интернешенел
Госпожа Рузвельт пригласила всех за стол.
Улыбнувшись, она сказала, что знакомство с образом жизни американцев можно начать прямо сейчас, с традиционного американского завтрака. Кое-что он унаследовал от не менее традиционного английского, но все же имеет свои отличия. На столе представлены не только яичница-глазунья, поджаренные тонкие ломтики бекона, сосиски «бэнгерс», маринованные грибы, но и маленькие пухлые блинчики (русские, переговариваясь между собой, назвали их «оладьи») с кленовым сиропом. Запивать еду лучше апельсиновым соком, кофе или холодным чаем.
Гастрономия — прекрасная тема для начала разговора малознакомых людей. Но завтрак продолжался, и Николай Красавченко на правах руководителя делегации затеял скучную беседу о повестке дня первого заседания Всемирной студенческой ассамблеи. Американцев больше интересовали рассказы о боевых действиях, которые сейчас идут на территории Советского Союза. Владимир Пчелинцев с удовольствием поведал об особенностях снайперского дела: винтовка с оптическим прицелом, маскировка, наблюдение за противником. Людмила внимательно слушала, но не его, а переводчиков. Они переводили слишком поспешно и неточно.
Элеонора Рузвельт захотела вовлечь в разговор и молчаливую русскую девушку. Она обратилась к ней с таким вопросом:
— Если вы хорошо видели лица ваших противников в оптический прицел и тем не менее делали свой убийственный выстрел, то американским женщинам будет трудно вас понять, дорогая Людмила…
Переводчик пытался как-то смягчить эту фразу, но Павличенко остановила его, заговорив по-английски, чем привела в изумление всех присутствующих. Снайпер Люда взглянула первой леди прямо в глаза. В этом взгляде была не только бешеная внутренняя сила, но и затаенная боль.
— Госпожа Рузвельт, — она говорила медленно и с небольшими ошибками, — мы приехали в вашу прекрасную, процветающую страну и восхищаемся трудолюбием американцев. Целый век вы не знаете войн. Захватчики не топчут вашу землю, не разрушают ваших городов и деревень, не убивают ваших братьев, сестер, детей. Вам некого оплакивать. Это замечательно… Однако моя родная страна переживает тяжелые испытания… Меткая пуля — всего лишь ответ злобному врагу. Мой муж погиб в Севастополе, у меня на глазах, и человек, которого я вижу в окуляре прицела, — это тот, кто его убил…
Как ни странно, Элеонора смутилась.
Она поспешно отвела взгляд и сказала, что не хотела обидеть гостью, однако разговор кажется ей весьма актуальным, и
— Ты чего наговорила ей? — Николай Красавченко на правах начальника сурово воззрился на снайпера Люду.
— Ничего особенного, — отмахнулась она. — Пусть не лезут напролом, наглые америкосы…
После завтрака Гертруда Пратт устроила для русских короткую экскурсию по Белому дому. Они побывали в зале заседаний кабинета министров, в кабинете первой леди, в Овальном кабинете президента. Там их внимание привлекала фотография улыбающихся парней в военной форме. Это были сыновья Рузвельта: Элиот, капитан авиации, Франклин, младший лейтенант флота, Джеймс, состоящий в резерве корпуса морской пехоты. А вообще Элеонора родила мужу шестерых детей, лишь один из которых умер во младенчестве.
Теперь времяпрепровождение студенческой делегации подчинялось строгому графику. Лейтенанты Пчелинцев и Павличенко поспешили вернуться в свои комнаты. Там их ждала выглаженная военная форма с начищенными латунными пуговицами. Впервые после вылета из Москвы им предстояло ее надеть. Этот приказ отдал посол Советского Союза в США Максим Максимович Литвинов. В десять часов утра у нашего посольства собирались фотожурналисты и кинорепортеры. Они хотели запечатлеть героев антифашистской борьбы во всей их воинственной красе для публикации снимков в завтрашних газетах.
Снайперы и их комсомольский начальник приехали на автомобиле.
Правда, они не ожидали, что соберется такая огромная толпа и будет вести себя столь буйно. Журналисты просили русских принимать разные позы, перекрикивая друг друга, задавали им вопросы, толкаясь, пытались прорваться к крыльцу, на котором те стояли, и протягивали микрофоны. Переводчики работали с небывалой нагрузкой. Постепенно выяснилось, что пишущая братия в полном восторге только от одного члена студенческой делегации — Людмилы Михайловны Павличенко. Красивая девушка в необычной военной одежде — это, конечно, экзотика, и они прилагали все силы, чтоб найти интересный ракурс, сделать хороший портрет. Людмила злилась, но исполняла их просьбы. Может быть, для этого ее сюда и послали…
Через тридцать минут свистопляска закончилась, им разрешили войти в здание посольства. Пожилой, полноватый, круглолицый человек в пенсне — посол Литвинов — шагнул навстречу, поздравил с благополучным прибытием. Пришлось появиться на крыльце еще раз: теперь уже с ним, дружески пожимая ему руку. Пиар-акция продолжалась, и должна была принести максимум пользы советской стране.
Торжественный обед в посольстве прошел чинно и тихо. На нем присутствовали сотрудники Наркомата иностранных дел с женами. На русском языке звучали тосты и велись приличествующие случаю разговоры. Николай Красавченко изредка поглядывал на Людмилу: как бы она и здесь чего-нибудь эдакого не сказала. Однако бывшая студентка Киевского университета сидела молча и на окружающее не реагировала.