Одинокая леди
Шрифт:
— Совершенно верно, но для этого необходимо решение судьи.
Вошел сержант. В руках у него была большая зеленая папка.
— Имя, возраст и адрес, — спросил он деловито, усевшись за стол.
Она неуверенно взглянула на Милстейна, — он кивнул.
— Джейн Рэндолф, проезд Монтесито, Санта-Моника, дом 1119, квартира двадцать восемь.
— Угу, — буркнул сержант, записывая. Потом сказал Милстейну:
— .Коллинз уже заполнил листок с обвинением.
— Что он там написал?
— Транспортировка и хранение восьмидесяти килограмм марихуаны
— Но это не правда! — возмутилась Джери-Ли. — Я не имею ничего общего с марихуаной.
Не обращая внимания на ее яростный протест, сержант поднялся из-за стола.
— Ты как решил — отведешь сам или передашь сразу же надзирательнице?
— Сам отведу, — ответил Милстейн. — Мы пойдем здесь, — сказал он, указывая на другую дверь.
Джери-Ли последовала за ним в коридор. Они остановились у двери рядом с открытым окошком в стене. Милстейн нажал на кнопку вызова.
— Но ведь это нечестно, — сказала Джери-Ли. — Почему Коллинз не стал слушать то, что я говорила?
В окошке появился полицейский в рубашке с короткими рукавами.
— Выложите "содержимое вашей сумочки на прилавок, снимите кольца, часы, украшения, — сказал он привычно нудным голосом. — Ваше имя, номер?
— Джейн Рэндолф, — ответила она. — А какой номер?
Полицейский, не поднимая глаз от бумаг, ответил:
— Каждый арестант имеет свой номер.
— Номер у меня, — сказал Милстейн и протянул ему лист бумаги, затем пояснил Джери-Ли, стараясь успокоить ее:
— Обычная рутинная процедура.
Она открыла сумочку и высыпала содержимое ее на прилавок. Сняла часы с руки и положила вместе с другими вещами в ту же кучку. Клерк начал записывать каждую вещь в отдельности. Она нервно курила, делая затяжку за затяжкой, и Милстейн заметил, как дрожат ее пальцы.
— Успокойтесь, — сказал он ей. — Я останусь с вами и постараюсь облегчить для вас процедуру, насколько это в моих силах.
Она кивнула. Но он ясно видел, что страх обуял ее всю. В глазах был испуг, тот чисто животный испуг, который ничем невозможно скрыть. Словно в полусне, она подписала опись, протянула в окошко совершенно безжизненную руку, чтобы клерк снял с нее отпечатки пальцев. Потом села перед экраном для фотографирования, подчинилась обыску. И только когда они вместе с надзирательницей подошли к камере, Милстейн увидел, что Джери-Ли как бы окаменела.
Надзирательница открыла дверь, сделанную из стальных прутьев.
— Я должна войти? — спросила Джери-Ли Мил-стейна, невидящим взором глядя внутрь камеры.
Он внимательно посмотрел на нее. В ней было нечто такое, что глубоко трогало его, беспокоило и будоражило. Может быть, потому, что он был совершенно уверен в том, что она сказала ему правду.
Они следили за участниками этого дела уже на .протяжении двух месяцев, и только сегодня возникли крохотные подозрения, что и она могла бы быть соучастницей. Но Коллинзу было наплевать на все человеческое. Он рвался к лейтенантским
Милстейн взглянул на часы — было половина восьмого утра. Суд начнет работать через полтора,часа.
— Ладно, — сказал он надзирательнице, — я забираю ее в зал для адвокатов в здании суда и останусь с ней там до начала суда.
Надзирательница относилась к числу тех циничных женщин, которые считали, что полицейские ничем не отличаются от других мужчин во всем, что касается хорошеньких женщин. Ну а если им приходится работать с ними, то сам Бог велел...
— Валяйте, офицер, — сказала она с подчеркнутым равнодушием. — Это ваша территория.
Когда они отошли от камеры, Джери-Ли почувствовала, что у нее от слабости подгибаются колени.
Комната для встреч с адвокатом оказалась маленьким помещением с несколькими жесткими стульями. столом и длинной скамьей, стоящей вдоль стены. Детектив усадил ее на скамью, предложил сигарету и сел напротив нее, закурил вместе с ней.
— Я не могла войти туда, — сказала она, прикуривая от его зажигалки.
— Я не знаю, что бы я с собой сделала...
Милстейн обратился к ней ровным голосом, без особой симпатии. Он просто констатировал ситуацию:
— Рано или поздно вам придется войти в камеру.
— Но может быть, судья отпустит меня! Он умолк и задумался. Она в самом деле совершенно не представляла, что ее ждет. Все процедуры здесь были рассчитаны не на то, чтобы ускорять прохождение дел, а на их замедление.
— У вас есть адвокат? — спросил он, наконец. Она отрицательно покачала головой.
— Вы знаете какого-нибудь адвоката? Она опять покачала головой.
— В этом случае судья сам назначит вам дежурного общественного защитника.
— Это хорошо?
— Во всяком случае, лучше, чем ничего. — Он поколебался — говорить ей об этом или нет, но все же сказал:
— Если у вас есть какие-либо деньги, лучше вам нанять своего адвоката. Окружной прокурор сделает отбивную из дежурного защитника. Он нацелился на громкое дело и не станет ни перед чем останавливаться. Вам нужен юрист с именем, такой, чтобы и прокурор, и судья слушали его.
— Но я не знаю таких.
— Я знаю. Но он очень дорогой, — сказал Милстейн, подумав.
— Насколько дорогой?
— Этого я просто не знаю.
— Какие-то деньги у меня есть... Вы думаете, он согласится поговорить со мной?
— Возможно.
— Вы позвоните ему?
— Этого я не имею права делать. Но я могу вам дать его телефон. Вы можете ему позвонить. Ов как раз сейчас дома. Вам разрешается сделать один телефонный звонок.
Надзирательница вошла в камеру и внесла поднос с завтраком. Джери-Ли посмотрела затравленно на нее, не вставая с койки, на которой она сидела.