Одинокие Души

Эшли Дьюал

– Знаешь, что, – неожиданно для самой себя, я подхожу к Карине, хватаю её за локоть и тащу к двери. – Пошла вон из моей комнаты.

– Но…

– Я рисковала своей жизнью ради тебя, а ты ставишь мне эту безмозглую стаю в пример? – Кажется, сестра задевает последние оставшиеся здоровые органы. – Не подходи ко мне больше

– Лия!

– Я сказала, пошла вон! – взрываюсь я и чувствую, как боль вновь пронзает тело. Карина вихрем выбегает из комнаты, захлопывает за собой дверь, а я без сил падаю на кровать. Опять трудно дышать. Такое чувство, что вчера мне сломали все ребра. Прикрыв глаза, я пытаюсь подняться. Больно.

Тогда я отталкиваюсь руками от постели и нахожу опору впереди: фортепиано. Когда-то я часто играла. Сейчас не получается. Я чувствую дикое раздражение, когда не могу вспомнить ни одно любимое произведение, и поэтому быстро завершаю занятие.

Вновь открывается дверь. Я поворачиваюсь, чтобы послать Карину куда подальше, но вдруг вижу маму.

– Почему ты ещё не готова? – спрашивает она и достает из шкафа свою кофту. – Твой папа уже собирается уезжать. Планируешь добираться на автобусе?

– Нет, я уже одеваюсь.

– Давай быстрей. Школу ты сегодня не прогуляешь: даже можешь не прикидываться.

– Хорошо.

Мама уходит, а я хватаюсь рукой за спину.

Если мне удастся выжить, это будет безумным везением.

Когда мы подъезжаем к школе, в машине тихо.

Папа останавливается и достает из кармана кошелек.

– Сегодня не смогу забрать ни одну из вас, – сообщает он и открывает бумажник. – Так что добирайтесь самостоятельно.

– Хорошо. – Я киваю. – Что-то случилось?

– Нет. Просто мне поставили две смены, – он протягивает деньги. – Вчера я провел сложную операцию. За женщиной нужен уход, и, желательно, если я буду поблизости.

– Мама знает, что ты будешь поздно?

– Она останется со мной в больнице. Я решил подстраховаться. У той женщины было внутреннее кровотечение, так что, случись что-нибудь непредвиденное, знания мамы мне могут пригодиться.

Я понимающе киваю.

Два доктора в семье – сложная ситуация. Родителей практически не бывает рядом, а когда они все же появляются – с ними появляется и контроль. Безумный контроль, который, порой, сводит меня с ума. К счастью, он заключается не в том, куда я хожу и с кем общаюсь. Чаще всего правила предков распространяются на бытовые проблемы. К примеру, воду два раза кипятить в чайнике запрещается под угрозой «административного наказания» в размере недели в качестве единственной дома посудомойки. Или жарить, необходимо меняя масло, при каждом новом заходе. Звучит, конечно, здраво, но это ужасно выбешивает, когда нельзя пожарить десять кусков мяса одновременно, а обязательно нужно разделить их на две партии, и помыть два раза сковородку. Естественно, я понимаю, что образ жизни моих родителей тесно взаимосвязан с их работой: правила, алгоритмы, ответственность. Но иногда это утомляет. В конце концов, доктора они, а не я с Кариной.

– Тогда увидимся завтра утром, – я прекрасно понимаю, что засну к тому времени, как они вернутся, так что даже не надеюсь на ночную встречу. – Пока.

Я машу папе рукой, открываю дверь, но когда пытаюсь встать, откатываюсь назад на сидение. Внезапная боль заставляет скрючиться, и я крепко сжимаю глаза.

– Что такое? Лия? Что с тобой?

Карина замирает, папа смотрит на меня все так же настороженно, и мне приходится ценой огромных усилий, выдавить из себя улыбку.

– Просто живот схватил.

– Где схватил? – Ну, вот опять его

медицинские штучки. – Что именно болит?

– Пап, успокойся. Ничего страшного.

– Лия, я спросил, где болит?

Я выдыхаю и краем глаза замечаю бледное лицо сестры. Наверняка, она уже готова провалиться сквозь землю. Я вообще-то тоже, но мне приходится быть смелой.

– У меня схватил низ живота. Такое бывает каждый месяц, пап. – Я наблюдаю за тем, как он расслабляется. – Так что не стоит волноваться. Все пройдет через несколько часов.

– Хорошо, – он кивает и переносит ногу на педаль сцепления. – Встретимся завтра.

Я повторяю попытку и на этот раз благополучно выхожу из машины. Папа уезжает, и Карина испуганно смотрит на меня.

– Почти раскусил.

– Я с тобой не разговариваю, – отрезаю я и направляюсь к школе. – Можешь даже не стараться что-либо исправить.

– Я и не стараюсь.

Я фыркаю. А ведь могла бы и постараться, неблагодарная сестрица!

Сестра не отстает. Семенит следом, а я чувствую, как она испепеляет мою спину взглядом. Появляется желание развернуться и влепить ей здоровую оплеуху, чтобы мозги встали на место. Но я иду вперед и ровно дышу, не хочу вновь спровоцировать боль в спине.

– Ты сегодня долго? – спрашивает Карина, но я не отвечаю. – У тебя есть вождение? – я вновь молчу, и тогда сестра тяжело выдыхает. – Рано или поздно нам всё равно придется заговорить.

– Думаешь? – не удерживаюсь я и прикусываю язык.

– Да, думаю, – довольная собой, она улыбается мне и, наконец, выходит вперед.

Не пытаюсь догнать её. Пусть она идет куда хочет. В конце концов, моя боль в спине появилась по её инициативе.

День начался не очень, продолжился он в таком же медленном и тягучем ритме. Я ходила, держась руками за стены, иногда останавливалась, чтобы передохнуть. Но, к счастью, к концу третьего урока, в моем теле выработался антидот. Я могла спокойно передвигаться, шевелиться и даже нагибаться, если приходилось. Мои одноклассники не поняли, почему я похожа на калеку, но им, по-видимому, все равно. Я всегда замечала, что они настороженно ко мне относятся, не пытаются сблизиться, подружиться. Я сначала задавалась вопросом: почему? Но потом бросила это дело. В конце концов, это их проблемы, что я им не нравлюсь. Сама себя я вполне устраиваю.

Когда пришло время идти в столовую, я направилась туда в гордом одиночестве. На звонки Леши я принципиально не отвечала, Карина где-то шлялась со своими подругами, так что пришлось пересекать темные коридоры школы в обществе с самой собой. Но так было до того момента, пока я не заметила вдалеке знакомое лицо.

Как же я могла забыть?

Прибавляю скорость насколько это возможно в моей ситуации и нагоняю высокую блондинку. Коснувшись её плеча, откашливаюсь и неуверенно останавливаюсь.

– Кира?

Девушка оборачивается и скрещивает на груди руки. Не сказать, что она выглядит испуганной, скорей она растеряна. Абсолютное отличие от того, какой я помню её вчера: уверенной, сильной, бесстрашной.

– Я хотела сказать кое-что. Спасибо, что помогла мне добраться до машины.

– Не стоит, – почти шепотом, отвечает она.

– Нет. Я, правда, очень благодарна. Все люди прошли мимо, но ты остановилась.

– Кто-то же должен был.

– Почему ты это сделала? Ведь не в правилах стаи помогать чужакам.