Одинокие души
Шрифт:
Прошу тебя, держись. Не засыпай.
Но я не могу выполнить обещание. Мне хочется, но я не могу.
Теплота в голосе согревает, дает надежду, правда сейчас этого мало. Я удивляюсь новому
тембру Астахова, чувствую резкую боль в голове и громко выдыхаю. Эхом повторяется: держись, держись, держись, я пытаюсь ухватиться за эти слова, но не могу.
Я проваливаюсь в темноту.
Удары ногой об асфальт пробуждают меня. Я вновь вижу, как толпа подростков стоит
перед будкой в парке
на пьедестал, осматривает стаю и гордо говорит о том, что ночь в нашем распоряжении.
Вновь взрывается ор, я закрываю руками уши, не могу вытерпеть этот хаос и хочу отойти
назад, но вместо этого невидимые нити тянут меня вперед. Сопротивляясь, я цепляюсь
руками за людей, прошу помочь, кричу, пытаюсь остановиться, но не могу ничего с собой
поделать. Уже через несколько секунд я оказываюсь перед предводителем и смотрю ему в
карие широкие глаза. Он громко дышит, он недоволен, он хочет сказать мне что-то, но
молчит. Я чувствую недоверие, гнев и обиду, правда, не могу понять, чем вызваны такие
эмоции. Осознав, что Шрам говорить не собирается, я вновь пытаюсь убежать, и на этот
раз мне удается сорваться с места. Я расталкиваю толпу, бегу сквозь маленькие проходы, тяжело дышу, спотыкаюсь и внезапно выбираюсь на свободу. Я не останавливаюсь, не
сбавляю скорость, надеюсь, что нахожусь уже совсем далеко от стаи, но, когда
поворачиваю голову назад, понимаю, что вновь стою перед Шрамом. Паника. Я опять
убегаю, и опять оказываюсь перед предводителем. И опять. На третий раз я уже не
тороплюсь сбежать. Дикое недоумение рвет меня на части. Гнев бурлив в венах, не дает
страху взять контроль над телом. Я испускаю яростный рык и делаю шаг навстречу
Шраму, нас разделяют сантиметры.
– Что тебе от меня нужно? – зло чеканю я и внезапно чувствую, как парень хватает меня за
руку. Он крепко сжимает её, не обращает внимания на мой испуг, кладет моюладонь к себе
на плечо и тихо выдыхает.
– Мне нужна правда.
Я резко открываю глаза, хочу встать, но не могу даже пошевелиться.
Знакомый запах заползает в ноздри, переворачивает внутренности, впитывается в кожу, и я
еле сдерживаюсь от крика. От безумства. От паники.
– Нет, - протягиваю я и осматриваю пространство вокруг себя. – Нет.
– Лия?
– Нет. Только не сейчас. Только не здесь.
– Лия!
– Не хочу! – состояние безумной паники и беззащитности. Я понимаю, что нахожусь не
дома, и мне становится так страшно, что тело сковывает судорога. – Не хочу!
– Чего не хочешь, милая?
Я поворачиваю голову в сторону голоса и вдруг вижу маму. Она в белом халате,
спрашивает:
– Чего ты не хочешь, Лия?
– Не хочу забывать, - сквозь слезы шепчу я, и растерянно оглядываюсь. – Мам, я не хочу
вновь все забыть.
– О, дорогая моя, - мама притягивает меня к себе и обнимает так крепко, что я ощущаю
покалывание в руках, спине и шее. Но мне страшно, а страх притупляет боль. Вместо
слов, я вдруг начинаю плакать, судорожно вожу пальцами по маминым плечам, пытаясь
найти опору. – Все хорошо, - протягивает она. – Ты ничего не забудешь.
– Но вдруг?
– Нет. Не в этот раз и никогда больше.
Я обнимаю маму ещё крепче и опять осматриваюсь.
Больница. Я заполнила запах лекарств, старой мебели и плесени ещё в тот раз. Запомнила
грязные белые стены, узкие кровати, пожилых людей и не всегда приветливых медсестер.
Запомнила абсолютно все: от количества дыр на потолке в своей палате до цвета стен в
главном регистрационном зале. Мне так хотелось впитать в себя новые впечатления и
эмоций, словно они смогли бы заменить те чувства, что исчезли вместе с памятью. Но
этого не случилось. Пустота и сейчас преследует меня. И будет преследовать до тех пор, пока я не узнаю всю правду о себе и о прошлом годе.
– Тебя поцеловал ангел, - неожиданно заключает мама, и я отстраняюсь, чтобы посмотреть
ей в глаза.
– Разве?
– Так и есть. Ты могла умереть четыре месяца назад, ты могла умереть сейчас. Но, Лия, кажется, Господь следит за тобой и не позволяет тебе покинуть нас.
Я весьма скептична в отношении Бога и религии, поэтому молчу. На самом деле, я
прожила совсем мало, и практически ничего не знаю о жизни. Конечно, мне ясен смысл
веры и ясен смысл надежды, но в последнее время я начала убеждаться лишь в том, что
чудес не бывает. Судьбы как таковой не существует: это факт, иначе у человека не
оставалось бы вариантов для решения тех или иных проблем, ведь понятие судьбы,
отрицает само понятие выбора. Поцеловал ли меня ангел, или я просто удачно
приземлилась? Кто знает. Возможно, вера в Бога и имеет под собой какой-то вес, но я
уверена, что она ничто, если нет веры в самого себя.
– Счастливица, - шепчет мама и гладит меня ладонью по щеке. – Опять решила напугать
нас? Проспала шесть дней: шесть долгих, тяжелых дней. Сейчас твое состояние
стабилизировалось. К счастью, на тебе все заживает так же быстро, как на собаке.
– Прости. На дороге что-то появилось, кажется, это была девушка. Да. – Я болезненно