Одинокий белый вампир
Шрифт:
каждой, в то время как я продолжу сортировать остальную часть писем," предложила она .
Кивнув уступая, Люцерн скрестил руки и ждал.
– "Разве тебе не нужно взять ручку и бумагу или что-то ещё?"- спросила она.
– "Вы что не
забудете ни одно? Здесь по крайней мере двадцать категорий и …"
– "У меня есть превосходная память,"- объявил Люцерн.- "Продолжай".
Кейт медленно повернулась вкруг, очевидно пытаясь решить, откуда начать.
– "Боже мой, он
говорит
Люцерн знал, что он, как предполагалось не должен был этого услышать, но у него был
хороший слух. Он наслаждался её раздражением, поэтому он добавил, комментируя, -"Ты
имеешь в виду Юла Бриннера."
Она повернулась вокруг, чтобы посмотреть на него с тревогой, он кивнул.
– "Он играл короля
Сайама, и прекрасно справился с этой ролью."
Кейт заколебалась; потом, очевидно решив, что он не был сердит, она немного расслабилась
и даже улыбнулась.
– "Это - один из моих любимых фильмов."
– "О, они сделали кино из этого?" - спросил он с интересом.- "Я видел живую игру на
премьере."
Когда она посмотрела с неуверенностью, он понял что, видел Бродвейское шоу Роджерса и
Хаммерстайна – на премьере в 1951, и если он не ошибся – то они встречалось с ним лично.
Что было невозможно, поскольку он выглядел на лет тридцать, поэтому было
неудивительно, что она казалась озадаченной. Откашлявшись, он добавил,- "Возрождение, конечно. Это было хитом на Бродвее в 1977."
Ее брови поднялись.
– "Тебе тогда было….сколько? Семь? Восемь?"
Несклонный ко лжи, Люцерн просто проворчал. Он добавил,- "У меня превосходная
память."
– "Да. Конечно."- Кейт вздохнула и подняла письмо. Она читала вслух,-" 'Уважаемый мистер
Аржено. Я обожаю читать Укусы любви, оба тома. Но первый - мой любимый. У Вас
действительно есть талант! Средневековое описание этого романа было настолько
реалистичным, что я почти поверила, что Вы были там.'"- Кейт сделала паузу и посмотрела.-
"Все письма в этой куче хвалят Вас за реализм и за то, что когда они читают, им кажется, что
Вы как будто были там."
Когда Люцерн просто кивнул, она нахмурилась.
– "И?"
– "Ну, что?" - спросил он с удивлением.
"Читатель прав."
"Читатель прав?"- Она зевнула.- "Это - то, что ты собираешься написать? 'Дорогой читатель, Вы правы?'"
Люцерн мягко пожал плечами, задаваясь вопросом, почему она повысила свой голос.
Читатель был прав. Его книги дали читателю ощущение, как будто он был там, в
средневековые времена. Поскольку он и был. Не во время, когда его родители встретились, но немного позже - и в те дни, изменение
отличалось.
Он наблюдал, как его редактор кинула письмо назад к груде и двинулась к другому. Она
бормотала нелестные описания. "Нечувствительный" и "недостаток в социальных навыках"
были только два, которые, как предполагалось, Люцерн не должен был услышать.
Он не был оскорблен. Ему было шестьсот лет. За это время человек получил некоторую
уверенность в себе. Люцерн знал, что большинству людей он кажется высокомерными.
Нечувствительным, конечно, и он знал, что его социальные навыки были несколько ржавы.
Этьен и Бастьен всегда были лучше в этом. И все же, после лет проживания как
затворнический автор, он испытывал их недостаток и знал это.
Однако, он не видел серьезного основание улучшить эти навыки. Он был на той стадии
жизни, когда произведение впечатления на кого-то походило на груз беспокойства.
Однажды у него на обед была официантка, она объяснила то, что он чувствовал. Она сказала,
"Вы можете работать, и все прекрасно. Большинство клиентов довольно хороши, хотя может
попасться один плохой. Но иногда Вы получаете реально противного клиента, или даже двух
или трёх подряд, и они достают Вас, делают Вас усталыми и несчастными, заставляют
чувствовать, что всё человечество отстой. Потом ребенок может проворковать и улыбнуться
Вам, или другой клиент скажет "Тяжёлая ночь?" с сочувствующей улыбкой. Тогда Ваше
настроение улучшится, и Вы возможно поймете, что люди не столь плохи."
Ну, Люцерн перенес несколько плохих десятилетий, и чувствовал себя усталым и
подавленным и как будто целый человеческий род такой отстой. У него не было энергии или
желания выносить людей. Он только хотел, чтобы его оставили в покое. Это было то, почему
он начал писать - уединение, которое заставило его напряженно трудиться и погрузиться в
намного более приятные миры.
Он знал, что достаточно, чтобы кто-то улыбнулся и сказал "трудное десятилетие?" чтобы
изменить это. Кто-то как Кейт. Он столько сопротивлялся необходимости иметь с ней дело, а
теперь начал наслаждаться ее компанией. Она даже помогла ему улыбнуться несколько раз.
Понимая куда уплыли его мысли, и что скорее они были более теплыми чем, ему бы
хотелось чувствовать к его нежелательной гостье, он прервался и начал хмуриться. Боже
мой, о чём он только думает? Кейт К. Ливер была упрямой, раздражающей женщиной,
которая принесла только хаос к его аккуратному существованию. Он …