Одинокий путник
Шрифт:
Он не сразу догадался разжать пальцы, стискивающие Кышкины волосы, когда кто-то с силой дернул того вверх за ворот рубахи.
– Ах ты пакостник! – над дерущимися мальчишками стояла Малуша, – ты что же это устроил! Ты как гостей встречаешь?
Она толкнула поникшего Кышку в сторону дома.
– Быстро домой! И ты тоже, – она строго глянула на Кышкиного брата.
– А я-то за что? – обиделся младший.
– Чтоб ему не скучно было!
Младший понурил голову и посмотрел на хихикающих ребят вокруг, но Малуша ухватила за воротник и его тоже,
Лешек сидел в пыли, ему было больно и обидно. Из носа на вышитую матушкой рубашку капала кровь, а на глазах выступили слезы, хотя он вовсе не плакал – это от удара в нос. И от этого становилось обидней вдвойне – теперь все решат, что он плачет. Подниматься на ноги у всех на глазах тоже было противно, но и сидеть дальше на земле смысла не имело. Лешек встал и, собирая остатки гордости, поднял подбородок. Получилось довольно жалко, тем более что из-за разбитых кулаками ребер спина не хотела распрямляться. Он повернулся и пошел к реке – единственное, чего он хотел, это спрятаться под высоким берегом от чужих глаз.
– Эй, погоди, – крикнул кто-то из мальчиков ему в спину.
Лешек не стал оглядываться, и лишь ускорил шаг. Он спустился к воде, и подумал, что надо бы умыться, но сел на травяную кочку, опустил ноги в реку и больше двигаться не хотел. Гнусное настроение от одиночества только усилилось – злость прошла, и Кышка теперь казался не врагом номер один, а просто вздорным драчуном, не имело никакого смысла отвечать на его провокации. Лешек размазывал кровь из носа по щекам, и с трудом сдерживал слезы – без Лытки он ничего не стоил, он не мог даже наказать обидчика, как тот того заслуживал.
Колдун спустился к нему минут через пять и сел рядом.
– Меня выгнали, там воспитывают двух обормотов, – виновато сказал он, легонько подтолкнув Лешека в бок.
И тут Лешек расплакался. Если бы колдун не пришел, он бы точно смог сдержаться, а тут ему показалось, что колдун его жалеет, только не хочет этого показать.
– Да ладно, – колдун положил руку ему на плечо, – обидно, не спорю. Но что ж плакать-то?
– Просто, – промямлил Лешек.
– Давай-ка лучше умоемся, – колдун протянул руку к воде, но Лешек его остановил.
– Не надо, я сам.
– Сам, сам, – легко согласился колдун, – ты что, никогда раньше не дрался?
Лешек покачал головой.
– Ничего себе порядки у вас в монастыре, – колдун усмехнулся.
– Нет. Это я такой. У меня был Лытка, он меня защищал, – Лешек расплакался еще сильней, – а сам я ничего не могу, ничего!
– У-у-у... – протянул колдун, – я тебе скажу одну вещь, только никому не рассказывай: вообще-то с Кышкой тут никто не связывается, и ребята решили, что ты очень смелый, если первым полез к нему драться. Иногда победа – не самое главное. А драться я тебя научу, как-то этот вопрос я из виду упустил...
– Правда? Они правда так решили? – на всякий случай переспросил Лешек, – ты только меня не обманывай, иначе... иначе я...
– Я не обманываю, можешь сам у них спросить.
Лешек
– Давай помиримся, и можешь с нами играть, – предложил Кышка напоследок.
Лешек сжал губы – это выглядело очень соблазнительно, и он готов был кивнуть, но вспомнил, из-за чего началась драка, и покачал головой.
– Что, не хочешь?
– Понимаешь, – Лешек представлял, с каким трудом Кышке дались эти слова, и он искренне его жалел, но и простить просто так не мог, – ты же обидел Охто... а не меня.
Кышка исподлобья глянул на колдуна, который вежливо отошел в сторонку, потом снова на Лешека, и снова на колдуна. Младший подтолкнул брата в бок:
– Давай! Это же правда! Или ты боишься?
Кышка пожевал губы и вздохнул:
– Правда. Охто, прости меня. Я назвал тебя надутым индюком.
Колдун посмотрел на Лешека и расхохотался:
– Так вот из-за чего сыр-бор! А я-то думал... право, оно того не стоило.
Через десять минут никто не вспоминал о столь незадачливом знакомстве, а ребята на поверку оказались веселыми и доброжелательными. А сколько они знали игр, о которых Лешек ничего не слышал! Ведь пространства хватало для любой игры – и улицы села, и поле, и река, и лес – все было в распоряжении мальчиков. И, хотя в этом возрасте большинство игр уже не казались им интересными, обнаружив, что Лешек ни в одну из них играть не умеет, с удовольствием показали ему и те, в которые играли несколько лет назад.
Поздним вечером, когда они ехали домой, и Лешек восторженно рассказывал колдуну о новых знакомых, тот все же его спросил:
– А что, ты вправду подрался с Кышкой из-за того, что он назвал меня надутым индюком?
– Ну да, – ответил Лешек – он успел забыть об этом.
– Конечно, драться из-за этого не стоило, но все равно спасибо.
– Да за что же, Охто? Я что, по-твоему, должен был кивнуть и согласиться?
– Вот за это и спасибо. Что не кивнул и не согласился. Я бы, конечно, не обиделся, но мне приятно. Понимаешь, Кышка меня не любит, и я его понимаю. Тут и ревность, и его статус старшего мужчины, и обида за отца. Не за что ему меня любить.
– Да нет, Охто. Он просто хотел подраться и зацепился. Он так вовсе про тебя не думает, он просто храбриться. Ну вроде, что ты ему никто и он может про тебя говорить что угодно.
– Ты так думаешь?
– Конечно! Да я тебе точно говорю!
Колдун хмыкнул. А когда матушка, увидев разбитое лицо Лешека, начала причитать и восклицать «да что же это такое!», ответил ей с гордостью:
– Это он меня защищал.
– Вот сам бы и разбирался! – возмутилась матушка, – сам бы рожу и подставлял, а не ребенка маленького!