Одинокий рейд
Шрифт:
Думал, что припашут и его. Двинул было в кубрик искать свои ботинки, но его остановил морпех-сержант, который скоро что-то обсудил с прапорщиком.
— Эй, братэло, ты же «огневик» [90] ?
— Ну.
— Ты ж тут все закутки знаешь…, поможешь зачистить территорию? А то…, - он болезненно откашлялся, пытаясь прощупать свою грудь, — мало ли какая падла в трюмах заныкалась.
— А-а, давай. Только я на ноги ща прикину, — кивнул на свои босые пятки и решил побравировать, — пойдём, кстати, там в кубрике один валяется и пукалка его
90
«Огневик» (флотский сленг) — принадлежность к БЧ-2 (ракетно-артиллерийской службе).
Пока шнуровался, сержант отыскал пистолет-пулемёт, поцокал языком на согнутый ствол и улыбчивым прищуром на распластавшегося чужака:
— Железку конечно жаль. Чем ты его так?
— Огнетушителем. Баллоном наотмашь! Слышь, а они всё на английском орали…, англы?
— Пиндосы, — хмыкнул сержант, продолжая крутить в руках пистолет-пулемёт, слегка пнул тело.
К удивлению, лежащий застонал, пошевелившись.
— Живучая падаль, — неожиданно зло переменившись, выцедил сержант и вдруг резким, словно вороватым движением опустил пистолет-пулемёт тому на голову.
Для этого сержанту пришлось нагнуться, и он снова стал характерно покашливать, поелозив свободной рукой по груди:
— Словил в бронежилет одну из такого, — пояснил, тряхнув оружием противника, — «машинка» наверняка удобная в тесных помещениях, но пульки слабенькие. А ты не ссы, тебя тоже экипируем. А на этого не смотри. Он всё одно не жилец был, возись только с ним. И так в амбулаторном народу полно. А эти не столько навоевали, сколько наломали и нагадили. Прибирайся после них! Боцман рвёт и мечет! Всё, короче — погнали! А то знаешь ещё сколько по отсекам побегать придётся за «безбилетниками».
И побегали!
На него напялили бронник, каску, сунули в руки «калаш» с вполне серьёзным: «это тебе на «мало ли что», но с предохранителя не снимай. Потому что мы идём впереди, «компостируем билеты и ловим «зайцев», а ты лишь направляешь в своей кухне: где тупичёк-выгородка, где трапик, где лаз, где обойти можно, где стрелять — лучше не стрелять, чтобы пуля-дура какой-нибудь трубопровод не повредила».
Морпехи двигались выучено по схеме: один — вперёд, другой — прикрывает, прислушиваясь, высматривая через мушки прицелов, перешагивая через комингсы, с яруса на ярус по трапам, методично заглядывая за выгородки, трубопроводы. Проверив, задраивали люки-двери в тупиковые помещения и отсеки, дисциплинированно фиксируя ручки кремальер одноразовыми пластиковыми стяжками (целостность этих хомутов говорила, что отсек «чист»).
Но пёрли активно. Привычные к тяжести экипировки они словно не знали усталости. А он умаялся, потея под бронником, вскоре вообще закинув автомат за спину, и даже расслабился на предмет опасности. И словил новый адреналин, не заметив, как сержант уже видимо секундомеры назад вскинул предупреждающе кулак и все замерли кроме него.
Морпехи отрабатывали свою программу, кинув за дверь светошумовую гранату, с пальбой, криками и прочим. А он в неожиданность получив слегка по сетчатке и перепонкам,
Отмаргиваясь, подметил, что эти чужаки попались какие-то не такие, не похожие по повадкам на спецвояк.
Парни легко уложили несколько человек на пол, буцкая ногами и автоматами, ворочая деморализованных словно телков, заводя руки за спину, сноровисто хомутая пластиковыми стяжками.
— Ну чего, чего? Смотри за коридором! — Грызанул ему сержант, занятый своим.
Огляделся — коридор пустой, тусклый от всего-то пары плафонов: один непрактично утоплен за навесными ящиками рубильников, второй светил в конце у провала трапа на следующий ярус вниз.
«Спокойно, вроде! Какого только хрена люк настежь»?
Но «калаш» потянул. Путаясь с ремнём, отвлёкся, краем глаза отмечая как блымнуло освещение. И вдруг понял, что кто-то метнулся мимо лампы, на секунду закрыв свет. Снова вскинул голову и встретился с перепуганными бельмами негра. Чёрная фигура замерла на миг, и тут же рванула к трапу.
«Чёрт! А там подбашенные отделения и погреба боезапаса»!
Бросился вслед, уже на ходу справляясь с зацепившимся ременным карабином. Ствол вперёд, а чужак уже сиганул вниз.
Два прыжка к люку, но увидел только сверкнувший бритый затылок — негритос вполне себе по-моряцки съехал на одних руках по полированным поручням и тут же рванул дальше.
«Ну, точно «заяц», чёрный, мля»!
Сам, чертыхаясь — автомат мешал, всё же снова его за спину и так же аврально скользнул вниз. Рисковал, но какой-то автоматической цепкостью подмечая, что противник в руках ничего явно стреляющего не держал, самоуверился: «справлюсь». Не исключая конечно возможности нарваться на пистолет или нож.
А внизу была картина «приплыли!», точнее для америкоса — «приплыл». Он остервенело дёргал ручку кремальеры, которая имела лишь короткий ход, но дальше не поддавалась. По идее она не должна была иметь люфт, но видимо кто-то зафиксировал или подпёр чем-то задраенную дверь изнутри.
Казалось, что лицо негра аж побледнело, когда тот медленно обернулся, выкатив свои глаза на дуло автомата. Что-то забормотал, шевеля шлёпками губ, даже не просящее, а скорей безнадежно: «ам сэйлр, нот дельта» [91] . Но тут в динамике внутрикорабельной связи зашуршало, потом басовито с лёгкой хрипотцой помехи офигеюще зазвучало:
91
Видимо: I'm a sailor — я моряк, не «Дельта».
— Граждане бандиты! С вами говорит командир корабля «Пётр Великий» капитан 1-го ранга Николай Терентьев!
…и далее на английском.
И судя по тому, как погодя расслабился афроамерикос практически плюхнувшись на задницу с выставленными вперёд руками, предлагали сдаваться, с гарантиями жизни естественно.
— Они отвернули!
Терентьев кивнул, черкая в блокноте обращение-ультиматум к «окопавшимся» на корабле чужакам. В голове крутилась всякая хрень типа жигловского «я сказал, Горбатый». А ведь и надо было сказать веско, что б прониклись и поняли — иного варианта кроме сдачи не существует.