Одинокий. Злой. Мой
Шрифт:
— Да не о чем говорить-то.
— Ты ничего не увидел?
— Успел рассмотреть только одного парня. Точнее — двух. Одного убьют сегодня из-за того, что он упустил нас с Таей.
— Кто его убьет?
— Тот, на кого я обратил внимание перед тем, как пришло видение про Таю.
Дитрих описал «парня» — очевидно, что это был Альбеску собственной персоной. Любитель ярких шмоток, вызывающего внешнего вида. Бесчувственный садист. Собиратель коллекции из живых существ.
Платон до сих пор не мог поверить, что этот Нику издевался над Марьяной.
Эта мысль почему-то вызывала глухое раздражение.
— А как умрет он? — осторожно поинтересовался Платон.
— Никак, — усмехнулся Дит. — Кажется, он вообще не собирается умирать. Я не смог рассмотреть его смерти, даже отдаленных вариантов.
Неудивительно для многовекового изворотливого вампира. Жаль, что Дитрих не увидел, как тот корчится в очистительном пламени — это бы немного успокоило Платона.
— Я пойду к арбитрам, — заявил Дит. — Я этого просто так не оставлю.
Платон отрешенно кивнул, хоть брат и не мог этого увидеть. Сам он понимал, что разговаривать с арбитрами бесполезно. По словам Виктора, те прочно связаны с Альбеску, поэтому прощают ему некие «шалости». Впрочем, рассказать им не помешает. Пусть будут хотя бы в курсе того, куда готов зайти Альбеску.
«А я займусь защитой разума», — подумал Платон.
Хоть галлюцинация отца и помогла ему с блокнотом, но еще немного, и он попросту рехнется от присутствия Серпа в своей жизни. В ванну к нему тот уже забрался. Что дальше?
— М-да. Не о такой ментальной связи с отцом я мечтал в детстве, — сказал самому себе Платон, закончив разговор с Дитрихом. — «Бойся своих желаний. Они имеют обыкновение сбываться». О, Марьяна. — Он открыл дверь и с улыбкой посмотрел на девушку, которая тут же отпрыгнула в сторону.
— Я не подслушивала! — подняла она руки вверх.
— И давно ты не подслушивала? — скептически уточнил Платон.
Мари очаровательно покраснела, но промолчала.
Интересно, что всё-таки скрывается под её матирующими чарами? Какая она… на самом деле?
— Ну, раз ты сама уже в курсе всего, то можно не посвящать тебя в детали, — Платон откровенно глумился над Марьяной, пока они шли подальше от отцовского кабинета.
Без какой-либо злости. Ему просто нравилось наблюдать за её реакцией. За тем, как расширяются зрачки, как возмущенно поджимаются губы. Она пыталась себя контролировать, но природная эмоциональность прорывалась наружу в такие моменты.
— Если честно, я вообще ничего не поняла, — смутилась Мари. — Ты как будто бы сам с собой поначалу говорил, ещё там, в библиотеке. Только потом, когда в кабинет вернулся, то связался с братом. Опять галлюцинации?
В её голосе появилась жалость. Платон поморщился. Вот только жалеть его не надо. Серп — это, конечно, досадный побочный эффект от ритуала, но он тоже оказался полезным. В конце концов, если бы не подсознание (а кем ещё мог
— Всё в порядке.
— Разумеется. Надеюсь, мне не придется бить тебя током чаще или сильнее?
— Током — не придется, — согласился Платон. — Если понадобится, я попрошу тебя о помощи другого рода. Чуть позже.
— О нет! — она отпрянула. — Что на сей раз? Кровавые жертвоприношения?
— Мари, такое ощущение, что я зверь какой-то. Почему ты так реагируешь?
— Ну простите. Ты ведь до этого никогда не просил ни о чем странном. Чего это я, действительно, надумываю себе лишнего.
Его даже веселило то, как она возмущается. Забавно получалось. Все те помощники, что были у Платона раньше, с готовностью соглашались на любое поручение. Их даже уговаривать не требовалось. «Надо? Сделаем!»
С Мари всё иначе. Если её что-то не устраивает — она скажет об этом прямо. Засомневается, откажется, поспорит. Впрочем, она не его подчиненная, а потому не должна бежать исполнять требования «босса», открыв рот от счастья.
У них вроде как почти добровольный союз. Взаимовыгодной и совершенно лишенный корысти.
Ну… почти.
— Ладно, если говорить серьезно, — отмахнулся Платон от своих мыслей, — мой брат сходил в цирк, но безрезультатно. Как ты уже поняла, у него есть дар — видеть смерти. Так вот. Нику помереть не грозит, зато жене Дитриха угрожала опасность.
Марьяна слушала как завороженная. Плечи её напряглись, со щек схлынули все краски.
— Всё обошлось? — только и спросила она.
— Да. Они успели уйти до начала представления. За это Нику убьет одного из своих помощников — тот не задержал их.
Платон ожидал, что Мари огорчится или испугается, попросит подробностей, но сейчас лицо её оставалось равнодушным. Кажется, особых друзей в цирке у нее не было. Наверное, там действовало правило: каждый сам за себя.
— Ясно. Что ж, этого стоило ожидать. Нику не любит, когда кто-то упускает его вещи. Когда я сбежала в первый раз, он тоже… — она помялась, — почистил ряды своих охранников.
— Это даже звучит отвратительно. В общем, Дитрих собирается связаться с арбитрами.
— Вряд ли они что-то сделают, — грустно сказала девушка.
— Я тоже об этом подумал. Но лучше им знать. Всё же это наглость: в открытую лезть к высшей нечисти. У нашей семьи много знакомств, а сам Дитрих — не последний орк в этой стране, скажем так.
— К сожалению, Нику плевать. Он придерживается принципа: однажды враги перебьют друг друга, а ты просто жди, когда мимо тебя проплывут их трупы.
Они замерли недалеко от портретной галереи. Со стен на них взирали орки, которых давно не было в живых. В детстве Серп заставлял запоминать их имена наизусть и по памяти перечислять, кто из родичей к какой эпохе относится и что послужило причиной их смерти. Златона, старшего брата, это бесило — он не понимал, зачем ему цепляться за «дохлых предков».