Одиссея "Варяга"
Шрифт:
– Рано радуетесь... Да, мачту снесли, Да, с кормы уже не стреляет... Все, господа, сейчас будет пускать мины... И что у нас с рулем, в конце-то концов!
– Главный механик докладывает: штуртросы заклинило, пришлось разобщить... В корму было попадание главным калибром... Отделение рулевых машин на треть затоплено! Ворочают вручную...
– Русский крейсер пустил мину! Две! Встает кормой...
– Еще раз накрыли! Третью трубу сбило! Парит!
– Это сейчас уже не важно...
И наберите сигнал: "Флагман передает командование вице-адмиралу. Выходить из боя по способности. Общий курс отхода - зюйд!"
– Но можно же перенести флаг...
– Нет. На это просто не будет времени. Потеря управления сейчас, хоть даже на десять минут - это катастрофа для всего флота.
– Русский крейсер пустил мину из кормового аппарата!
– Сигнал можно поднять, господа... Прикажите выносить наверх раненых. Я вас покину ненадолго... Не надо, Ямамото, пожалуйста, останьтесь пока здесь, - с этими словами командующий Соединенного флота вышел из боевой рубки "Микасы". За несколько долгих секунд до попадания первой торпеды...
Время почти остановилось... Адмирал Того любовался величественной грандиозностью картины, развернувшейся перед ним. Мерно рассекая волны, катилась вперед колонна его броненосцев. Там, впереди, "Хацусе" уже рассек русскую линию. Почти скрытый дымной пеленой вывалился из нее горящий, беспомощный флагман Руднева. Вот вновь бьет по нему "Ясима"... Попал... А здесь, на правой раковине "Микасы", охваченный пожаром ворочает в сторону японского строя еще один большой русский четырехтрубный крейсер. Он уже не стреляет...
"Линию их мы порвали... "Баян", похоже собирался нас таранить. Нет. Не получится. Он у нас уже по корме... Камимура его должен прекрасно видеть... Да... Сегодня все стараются исполнить свой долг... Какой, все-таки, красивый день..." флегматично отметил про себя Хейхатиро Того.
Солнце клонилось к закату. Его золотые лучи играли мириадами блесток в фонтанах вздыбленной в небо воды. Ее брызги долетали до лица "молчаливого адмирала"... Итак, все что сделано, то сделано... Что случилось, то случилось...
Первые капли грозы Пыль прибивают на душной дороге Сладким покажется воздух идущим здесь после дождя...Удар пришел справа спереди. Причем был он настолько силен и сокрушителен, что в боевой рубке броненосного крейсера
Причудливо преломляя солнечные лучи, пробивающиеся в смотровые щели наполненного едким, желто-зеленым дымом броневого стакана, на линолеуме блестели осколки стекла. Практически все плафоны светильников, сами их лампы и стеклянные части приборов были уничтожены. Валялись сорванные с креплений погнутые трубы и рупора двух амбушуров, еще какие-то покореженные обломки... И на всем этом кровь... Где мелкой пылью, где густыми, бесформенными комками...
С трудом поднявшись на четвереньки, Рейн приходил в себя. Сначала сквозь абсолютную тишину в заложенных ушах начали пробиваться тупые отдаленные удары... Вот еще один, громче... Немилосердный толчок снизу! "В пояс попали... Зубы, оставшиеся, вроде как целы..." Рейн еле удержался на побитых коленях, ухватившись за рукоятки неторопливо и свободно крутившегося штурвального колеса. Пытаясь отдышаться, он постепенно приходил в себя. Кашель бил немилосердно... И, кажется, что благодаря этому, сознание возвращалось быстрее.
"Ну, вот и нам, наконец, в рубку влепили... Да как, Господи! Кто это... Павел Михайлович! Очнитесь же..." Рейн попытался перевернуть на бок лежавшего рядом в красно-бурой луже лейтенанта Плена. Но сразу же оставил его в покое, как только взглянул в широко раскрытые, спокойные глаза...
До слуха стали доноситься и другие звуки... Кто-то стонал. Нет, даже кричал. Тонко и протяжно. Ясно... Саша Бошняк. Жестоко...
– Потерпи, дорогой... Виктор Карлович! Как вы? Слава богу! Жгуты там... Мичману надо перетянуть... это... плечо. Скорее! Потом руку его искать будете! Да и смысл! Тяните туже, надо кровь остановить... Да не ори же ты! Будешь жить... Я! Я тебе обещаю!
– Командир! Мы выкатываемся из линии!
– Встаньте на штурвал, Клавдий Валентинович,- приказал Рейн прильнувшему к смотровой щели, слегка очухавшемуся штурманскому офицеру мичману Шевелеву, - Рулевые и Плен с Лонткевичем уже никак не поднимутся, сами видите... Мы управляемся? Прекрасно! Вернуться в строй! И где наши сигнальщики?
– Кондуктор Треухов перед самым... Ну, как по нам попали, на мостик выходил. Направо. С "Варяга" нам сигналили, а из рубки за дымом было не разобрать.
– Ясно. И правда, за этим дымом чертовым, не видно же ничего... Что Вы там рассмотрели? Я на мостик, в слепую не воюют.
– Николай Готлибович! Только слева проходите, правое крыло нам разнесли. Как вы тут?
– как сквозь вату донесся до еще полуоглушенного Рейна голос старшего офицера крейсера Попова.