Одиссея варяжской Руси
Шрифт:
Показательно, что и в некоторых западноевропейских источниках название рюгенских славян дается не в латинизированной форме Rutheni, а в форме, очевидно, более близкой к разговорному языку. Магдебургские анналы под 969 г. называют жителей острова Рюген русцами (Rusci){364}. Еще в XVI в. Рюген у немцев назывался Reussenland{365}.0 степени распространенности самоназвания русы у жителей острова красноречиво свидетельствует то, что количество современных топонимов с корнем – рус- на Рюгене примерно совпадает с количеством названий, образованных от корня – руг-: Ruschvitz, Rusewase и Rugard, Rugenhof{366}. К первое группе следует прибавить еще Rusensolt — название бухты у лежащего рядом с Рюгеном маленького островка Ое. Отметим также современные названия Wollin и Krakvitz, указывающие на связи с Волином и наличие в островной традиции имени Крака-Крока. В письменных источниках Krakvitz упоминается в 1316 г. в форме Crakevitz, при этом на Рюгене с 1335 г. известен и другой населенный пункт Krakow. Ruschvitz на Рюгене в 1318 г. упоминался в письменных источниках в форме Ruskevitze{367}. Данное название происходит от славянского Ruskovici, а суффикс – ичи указывает на племенную принадлежность. Другой связанный с русами топоним Rusewase известен с 1577 г. Представлена на острове и топонимика, связанная с племенным названием ранов: с 1532 г. известно название Ranzow; на тесную связь с войной указывают такие названия, как Rattelvitz, происходящее от славянского Ratnovici и известное с 1495 г. Retelitz, происходящее от славянского Ratlici. Несомненный интерес представляет и топоним Rothenkirchen, зафиксированный в 1306 г.{368} Последнее название перекликается как со славянским названием вселенского закона, так и с названием столицы Прибалтийской Руси. Об устойчивости «русского»
Как видим, остров русов был хорошо известен не только соседним с ним немцам, но даже и на далеком мусульманском Востоке. Тем поразительнее практически полное отсутствие известий о нем в древнерусской письменности. Н.С. Трухачев смог привести лишь один пример, да и то достаточно поздний. В переводе XVII в. на русский язык космографии Меркатора (1512–1594) Рюген в ней был назван «остров Русiя», а в пояснении добавлено: «Въ древнiе лета той остров Русия вельми был многолюден и славенъ»{370}. Со времени опубликования его исследования стал известен еще один отечественный источник, упоминающий остров русов. В «Житие Евфросина Псковского», написанном в начале XVI в., о происхождении святого сказано следующее: «Сей убо преподобный отец наш Ефросин родом от великого острова Русии, между севера и запада, в части Афетова, от богохранимого града Пскова»{371}. Сам будущий святой родился около 1386 г. под Псковом, и именно в этом же регионе родилась княгиня Ольга, о которой «Книга степенная царского родословия», составленная в том же XVI в., говорит, что она была «от рода Варяжского». Вместе с тем полное отсутствие упоминания об острове русов в древнейших русских летописях красноречиво показывает, что отечественные монахи-летописцы стремились предать полному забвению память об этом оплоте исконной религии своих предков на Варяжском поморье. Однако народная память была в гораздо меньшей степени подвластна христианской цензуре по сравнению с летописными сводами, и там память о священном острове Буяне бережно хранилась на протяжении почти целого тысячелетия.
Весьма важен для нашего исследования и характер власти в варяжской Руси. Описывая современное ему положение дел, Гельмольд отмечал, что из всех полабских племен только живущие на Рюгене раны имеют «короля и знаменитейший храм». Из этого следует не только более низкий, по сравнению со светским правителем ранов, статус всех остальных славянских племенных князей во всем регионе, но и взаимосвязь этих исключительных для священного острова явлений. Рассказывая далее о принципе построения иерархии многочисленных западнославянских божеств, этот же писатель замечает, «что они от крови его (Святовита. — М.С.) происходят и каждый из них тем важнее, чем ближе он стоит к этому богу богов»{372}. Вряд ли мы совершим большую ошибку, если спроецируем это и на соотношение западнославянских княжеских родов — каждый из них должен был быть тем знатнее, чем больше божественной крови текло в его жилах. Первый случай констатации неравенства этих родов между собой по данному признаку фиксируется весьма рано. Рассказывая о походе Карла Великого на велетов-волотов в 789 г., западные анналы выделяют среди предводителей этого союза племен Драговита, который «далеко превосходил всех царьков вильцев и знатностью рода, и авторитетом старости»{373}. Правитель Руси в саге о Тидреке Бернском Озантрикс, отказывая Аттиле в руке своей дочери, объясняет свой отказ тем, что «род его не так знатен, как были русские люди, наши родичи»{374}.
Источники отмечают весьма раннее существование княжеской власти у славян, живших на территории современной Германии. Уже при описании событий 631–632 гг. Фредегар упоминает «Дервана, князя (dux) народа сорбов»{375}. Что касается ободритов, то начиная с первого упоминания в анналах под 789 г. о них говорится как о союзе во главе с одним предводителем, в котором историки видят первого известного князя ободритов Вилчана. Затем на протяжении почти сорока лет этот племенной союз возглавляли Дражко, Славомир, Чедраг. С 30–40-х годов IX в. конфликт с западными соседями приводит их к войне с Восточно-Франкским королевством. После победы над ними Людовик Немецкий отдает их территорию под власть князей, то есть ликвидирует единую ободритскую власть. Несмотря на это, с 858 г. ободриты вновь выступают как единое целое и с 876 г. вновь восстанавливают свою независимость. Столица ободритов Рерик была, как отмечают исследователи, обширным и хорошо укрепленным градом уже в VII в.{376} Следует отметить, что дворцы княжеской и феодальной аристократии фиксируются археологически в VII–VHI вв. лишь в двух регионах славянского мира — в Моравии и землях эльбских славян{377}, что несомненно свидетельствует об опережающем развитии социальных отношений именно в данных землях. Показательно, что другим названием столицы ререгов был Велиград (из слав, велий — «большой» и град — «город, укрепление»), под которым он упоминается в 973 г. в письменных источниках, а в 1000 г. уже фигурирует в них как верхненемецкая калька прежнего славянского названия Michelenburg (нем. michel, «большой» и burg, «укрепление, город»){378}. Следует отметить, что государственность зародилась у ободритов весьма рано. В.Д. Королкж датирует этот процесс VII в., Г. Булин — концом VDI в.{379}, по наиболее осторожным оценкам В.К. Ронина и Б.Н. Флори, в начале IX в. и у ободритов, и у вильцев засвидетельствованы княжеские династии. Показательно, что для описания власти ободритского князя каролингские анналисты используют термины, относящиеся обычно к королевской власти{380}. Хоть ободриты и вельцы-лютичи были непосредственными соседями, политическое устройство развивалось у них по совершенно различным путям: «Итак, у лютичей князья исчезли и правила община, а в ней властвовала знать. Напротив, у бодричей с течением времени исчезла община и правление сосредоточилось в руках князей… Зато государь получил у них (ободритов. — М.С.) гораздо большее значение, чем в других краях Славянского Поморья, и хотя народ называл его просто князем, что значило только “господин”, однако власть этого князя сравнивалась немцами с властью королевскою. Ему кланялись в ноги, у него была дружина, которая служила ему лично…»{381} С этим выводом А. Гильфердинга согласны и современные исследователи: «В отличие от сорбов и велетов при повествовании об ободритах в источниках IX–X вв. определенно говорится как о княжестве, а затем как о regnum»{382}. Ниже мы рассмотрим свидетельство Прокопия Кесарийского о варнах, одном из ободритских племен, которое уже в VI в. на короткий срок сумело распространить свое господство от Балтийского моря до Дуная. Данное обстоятельство показывает, что государственность у данного племенного союза имела весьма давние истоки. Именно эти давние истоки государственности, наличием которых ободриты выгодно отличались от своих соседей, во многом объясняют тот выбор, который сделала конфедерация четырех племен севера Руси, приглашая к себе на княжения представителя именно того рода, который обладал этими традициями.
Сохранившиеся источники позволяют констатировать, что рано возникшая ободритская правящая династия имела не только политические, но и религиозные основы. Как известно, в ряде западнославянских языков слово князь обозначает одновременно и священнослужителя, в языческое время жреца. Это показывает, что до принятия христианства глава племени совмещал в своих руках одновременно светскую и религиозную власть. Однако только у живших на территории современной Германии славян слово князь обозначало также и бога. Уже в «Магдебургских глоссах» XII в., в которых впервые в Германии письменно фиксируется слово knez, оно переводится как «(небесный) господь, бог» (knize-domine, knize boch nas), причем действительное наличие такого значения данного слова подтверждается в.-луж. выражением boh ton knjez{383}. В высшей степени показательно, что ни в одном другом славянском языке слово князь не имеет значение бог{384}. Данный чрезвычайно важный лингвистический факт показывает, что обожествление земных правителей имело место только у той части западных славян, которая жила на территории современной Германии. Это лингвистическое наблюдение помогает понять записанную Гельмольдом речь Никлота. Когда немецкий герцог начал побуждать зависимых от него славянских правителей принять христианство, князь ободритов выступил с неожиданным встречным предложением: «Бог, который на небесах, пусть будет твой бог, а ты будешь нашим богом, и нам этого достаточно. Ты его почитай, а мы тебя будем почитать»{385}. С учетом вышесказанного эти слова следует расценивать не как верноподданническую лесть, а как перенос на герцога традиционного представления ободритов о своих правителях. Упорная борьба Никлота с немцами, закончившаяся его гибелью, снимает с него подозрение в готовности из лести и низкопоклонства обожествлять своих поработителей. Указание Гельмольда на то, что герцог прервал ободритского князя бранью, также показывает, что он воспринял слова Никлота отнюдь не как верноподданническую лесть в свой адрес. В этом контексте весьма интересно и имя отца Рюрика. Наиболее близкие к описываемым событиям каролингские писатели дают латинизированную форму Godelaibus{386}, в Гюстровской оде 1716 г. оно дается в форме Godlaibum, а у С. Бухгольца он упоминается
Установив, что известия ПВЛ о варяжской Руси соответствуют исторической действительности и подкрепляются другими независимыми источниками, рассмотрим вопросы о верованиях этой Руси, а также о том, когда она могла появиться на территории современной Германии. Насколько мы можем судить, на материке наиболее важную роль играл культ Радигоста. В эпоху, когда верования западных славян были описаны католическими миссионерами, главным центром почитания этого бога был город Ретра. При описании его Гельмольд (ок. 1125 — после 1177) отмечает одну важную деталь: «Ибо ратари и доленчане желали господствовать вследствие того, что у них имеется древнейший город и знаменитейший храм, в котором выставлен идол Редегаста, и они только себе приписывали единственное право на первенство потому, что все славянские народы часто их посещают ради (получения) ответов и ежегодных жертвоприношений»{391}. Это замечание Гельмольда указывает как на древность культа Радигоста у живших в этом регионе славян, так и на то, что его культ давал основание для притязаний на политическую власть. Подобно своему отцу Сварогу Радегост был так же связан с княжеской властью. Хоть Ретра находилась на территории племенного союза велетов, однако и у враждовавших с ними ободритов данный бог также почитался: «…Радигост, “бог земли бодрицкой”, так же как бог лютичей, должен был иметь у бодричей особое племенное капище (по преданию, оно находилось именно в Мекленбурге)»{392}. Данные топонимики свидетельствуют о существовании культа Радигоста и у вагров. В уже упоминавшейся грамоте Фридриха I Барбароссы 1188 г. следующим образом очерчиваются предоставляемые Любеку земельные владения: «Итак, вот пределы, предоставленные на пользу этому городу, нам подвластному, в силу нашего пожалования: от города на восток до реки Стубницы и вверх по Стубнице до Радигоща…»{393} На полпути между Ростоком и Висмаром находится город Radegast, недвусмысленно указывающий на распространенность культа Радигоста в земле варнов. Описывая его святилище в Ретре, немецкие хронисты упоминают и другое название этого бога — Zuarasici или Zuarasiz, что представляет собой латинизированную форму передачи имени Сварожич, то есть сын Сварога. Атрибуты Радигоста нашли свое отражение и в гербе мекленбургских герцогов, на котором были изображены бычья голова и гриф (рис. 9). Исследователи достаточно рано связали происхождение этого герба с описанием идола Сварожича-Радигоста, который, согласно Ботону, держал на груди щит, на котором была черная буйволья голова, а на голове идола находилась птица. Кроме герба следует вспомнить и упоминавшуюся выше корону Радигоста, впоследствии хранившейся в церкви, что также указывает на связь данного божества с властью.
Собственная генеалогическая традиция потомков славянских правителей Мекленбурга связывает появление их рода в Германии с образом Антюрия. Н. Марешалк Турий еще в XV в. «Анналах герулов и вандалов» писал: «Антюрий поместил на носу корабля, на котором плыл, голову Буцефала, а на мачте — водрузил грифа»{394}. Антюрий был легендарным предком ободритских князей, а Марешалк считал его соратником Александра Македонского. Знаменитый конь прославленного греческого полководца звался Буцефалом (буквально Бычьеголовым), и с его помощью Турий объясняет возникновение сочетания бычьей головы и грифона в мекленбургском гербе. Таким образом, символы Радигоста, согласно Марешалку, присутствовали уже у первопредка мекленбургской династии. Мекленбургские генеалогии называют Радегаста потомком Антюрия и Алимера, а в качестве его непосредственного предшественника называют Мечислава (Miecslav){395}. Насколько мы можем судить, данные генеалогии смешивают реально существовавшего германского вождя со славянским богом, которому поклонялись западные славяне, и С. Бухгольц прямо говорит, что Радегаста стали называть богом после его смерти. Интересны и связанные с Кроком топонимы в различных местах варяжской Руси. Согласно мекленбургской генеалогии он был сыном Радегаста, но при этом Крок-Крак фигурирует в наиболее древнем слое чешских и польских преданий. Следовательно, данный образ имеет общезападнославянский характер, присутствие его на территории Северной Германии подтверждает топонимика, а указание мекленбургской генеалогии на то, что Крок был сыном Радегаста свидетельствует о принадлежности последнего к славянской мифологической традиции. Как было показано мною в исследовании о «римской» генеалогии Рюриковичей, мекленбургская генеалогия, окончательно оформившаяся в XIII в., в основе своей имеет реальную западнославянскую традицию о мифологическом первопредке-туре, супруге Великой богини. В.И. Меркулов отмечает: «Вандалы, по легенде, вели свое происхождение от мифического короля Антура I, который был женат на богине Сиве»{396}. Имя этой западнославянской богини можно сопоставить с латышек, sieva, «жена»{397}, что весьма точно отражает ее функцию. Соответственно, образ первопредка мекленбургских герцогов генетически восходит к эпохе матриархата. Что же касается отнесения его к эпохе Александра Македонского, то это было обусловлено стремлением соответствовать саксонскому преданию, относившему появление этого племени в Германии к тому же периоду.
С. Бухгольц в 1753 г. имя Anthyrius или Anthur пытался объяснить как Великого Тура (Thur) или Тора (Thor). Наследником Антюрия в Мекленбурге стал его сын Аттавас (Attavas), а другие его сыновья отправились в Финляндию{398}. Если с Тором никаких общих черт у Антюрия нет, то различные данные свидетельствуют о культе тура у западных славян. Череп зубра висел над входом в славянское святилище в Гросс-Радене{399}. С течением времени голова дикого зубра — тура славянского фольклора — вполне могла превратиться в голову быка, вошедшего впоследствии в герб мекленбургских герцогов и, согласно генеалогической легенде, украшавшего нос корабля Антюрия. Культ этого животного сохранился даже в современной топонимике: западнее этого святилища в относительной близости от Шверина и реки Варновы есть город Туров (Thurow), а еще один город практически с аналогичным названием (Turow) располагается примерно между Гримменом и Деммином, причем к востоку от него находится «город грифонов» Грейфсвальд (Greifswald), название которого непосредственно связано со вторым символом, который украшал корабль Антюрия.
Необходимо отметить, что поблизости от этих двух центров культа тура, единственных в Северной Германии, находится чрезвычайно интересная топонимика, имеющая непосредственное отношение к рассматриваемой нами теме. Поблизости от Деммина мы видим не только связанный с венедами Wendorf, но Warrenzin, весьма точно передающий название варягов, а также Rustow и Deven. Неподалеку от Шверина находятся города Parum, возможно искаженное Перун, связанные с ругами-рунами Rugensee и Runow, неожиданно перекликающиеся с названием восточнославянского племени кривичей, у которого, впрочем, также находят западнославянские корни, Kritzow и Crivitz, а также Rastow, Rastorf и Rusch. У находящегося еще ближе, по сравнениею со Шверином, к святилищу Гросс-Раден города Варин нам встречаются названия Rosenow, Ruester Krug, Ruest, Warnow{400}.
Для определения происхождения варяжской Руси следует обратить внимание и на свидетельство отечественной летописи о наличии культа тура среди заморских варягов. Описывая войну Владимира с Рогволдом, ПВЛ рассказывает о происхождении последнего, одновременно говоря и о происхождении названия города Турова: «Бе бо Рогъволодъ перешелъ изъ заморья. имаше волость свою Полотьске. а Туръ Турове. З него же и Туровци прозвашаса»{401}. То, что один из предводителей пришедших из-за моря варягов носит чисто славянское имя Тур, отражающее культ данного животного, в очередной раз свидетельствует о славянском происхождении самих варягов. Наличие же двух городов Туров в Германии указывает на возможный ареал происхождения предводительствуемых летописным Туром варягов. Культ тура был распространен и у восточных славян. Касаясь их верований, мусульманский автор Гардизи отмечал: «Они поклоняются быкам»{402}. Под 1146 г. летопись упоминает Турову божницу около Киева{403}.