Одиссея варяжской Руси
Шрифт:
Возможно, что, опираясь именно на эту крепость, варяги обкладывают данью северные племена Восточной Европы. Интересно отметить, что, подробно рассказав о начале хазарской дани, автор ПВЛ ничего не сказал об установлении дани варяжской, что наводит на мысль о ее изначальном характере. Следует добавить, что в среде западнославянских племен существовала традиция взимания дани, носившей к тому же религиозный характер. Описывая современное ему положение дел, немецкий хронист XII в. Гельмольд так характеризует живших на Рюгене ранов: «Раны же, у других называемые рунами, — это кровожадное племя, обитающее в сердце моря, преданное сверх всякой меры идолопоклонству. Они занимают первое место среди всех славянских народов, имея короля и знаменитейший храм. Именно поэтому, благодаря особому почитанию этого храма, они пользуются наибольшим уважением и, на многих налагая дань, сами никакой дани не платят, будучи неприступны из-за трудностей своего месторасположения. Народы, которые они подчинили себе оружием, принуждаются ими к уплате дани храму»{540}. Как отмечал Й. Херрман, храм Арконы на этом острове существовал уже в IX в. Кроме Арконы у западных славян было еще знаменитое святилище в Ретре. Не исключено, что во имя какого-нибудь из этих двух святилищ и была наложена варяжская дань на племена на севере Восточной Европы.
Отголоски западнославянских преданий вошли в немецкую
С не меньшим размахом сага рисует владения его соперника: «Тогда вышел против него Гертнит конунг, правивший в то время Русью и большей частью Греции и Венгрии, почти все восточное царство было под властью его…»{542} Война оказалась неудачной для Гертнита: «Конунг Вилькин всегда побеждал русских, опустошил Польшу и все царство до моря, а после того повел свое войско на Русь и завладел там многими большими городами, Смоленском и Полоцком, и не прежде оставил (дело), как въехал в Гольмгард, что был главным городом над городами конунга Гертнита. (…) Некоторое время спустя конунги договорились, что конунг Гертнит удержит за собой свое царство и станет платить конунгу Вилькинду дань со всей своей земли. После того войско вилькинов осталось на Руси, а конунг Вилькин отправился восвояси в страну Вилькинланд»{543}. Однако после смерти Вильтина Гертнит не только освободился от дани, но сам подчинил своей власти страну велетов. Впоследствии Гертнит делит свою обширную державу между сыновьями: Озантрикс получает страну вильтинов, Вальдемар — Русь, а третий сын Илья, о котором в одном из вариантов говорится «он был большой главарь, могучий воин», — Грецию. Впоследствии начинается война с Аттилой, в которой гибнут Озантрикс и Вальдемар. Сам Тидрек, в честь которого и названа сага, появляется в самом конце этого сюжета в качестве союзника Аттилы.
По поводу времени создания этой саги высказывались самые разнообразные мнения. Немецкие ученые на основании того, что велеты действуют в союзе с датчанами отнесли время ее сложения к IX–X вв., когда оба этих племени вместе воевали с саксами. Поскольку сага ничего не говорит о вторжении венгров, А.Г. Кузьмин предлагал ограничить описанные в ней события IX в. О.Н. Трубачев, правда, без какой-либо аргументации датировал ее 1200 г. С последней точкой зрения вряд ли можно согласиться. Перечисляя предводителей Четвертого крестового похода, новгородский летописец в статье под 1204 г. сделал примечательную оговорку: «Маркосъ от Рима, в граде Берне, идеже бе жилъ поганый злыи Дедрикъ…»{544} Очевидно, что за четыре года сага вряд ли бы успела попасть из Германии в Новгород и стать известна русским слушателям. Примечательна и характеристика, данная летописцем Тидреку, — она показывает, что на Руси не только знали содержание саги, но и соглашались с ее содержанием, видя в ее герое врага своей страны. Интересно отражение в немецкой саге и русского эпоса: получивший в управление Грецию «могучий воин» Илья — это наш главный былинный богатырь Илья Муромец, а правящий Русью Вальдемар — былинный Владимир Красное Солнышко. Имя Ильи, равно как и то, что Греция с Русью входят в состав державы Гертнита, указывает на то, что эти подробности проникли в сагу уже после крещения Руси, установления достаточно тесных связей с Византией и возникновения былинного образа Ильи Муромца, то есть уже, скорее всего, в XI в. Эти соображения подтверждаются и сообщением Квадлинбургских анналов о том, что в начале XI в. в Южной Германии песни и сказания о Тидреке знал едва ли не каждый крестьянин{545}. Таким образом, по времени своего возникновения немецкая сага о Тидреке примерно синхронна времени возникновения ПВЛ. Однако к XI в. относится лишь оформление окончательного варианта саги, в котором она дошла до наших дней. Специалистам по фольклору хорошо известно, что эпос обычно содержит разновременные пласты информации, соединенные вместе народным творчеством и им зачастую преувеличенные. Хоть сага знает Смоленск, Киев и Полоцк, однако она именует Гольмгард-Новгород «главным городом над городами» и столицей Гертнита. Очевидно, что эта подробность могла попасть в немецкую сагу из эпохи до образования единого Древнерусского государства со столицей в Киеве, то есть до 882 г. Восприятие Новгорода как главного города Руси непосредственно сочетается в саге о Тидреке с известием о победе Вильтина над правителем Восточной Европы Гертнитом и возложении на него дани. Данный эпизод находит свою явную параллель в известии ПВЛ о варяжской дани, возложенной заморскими пришельцами на славянские и финно-угорские племена. Естественно, в сагу он попал не как непосредственная констатация этого факта, а в его преломлении сначала в героических сказаниях самих велетов, а затем, возможно, и немцев, в результате чего и превратился в описание войны двух великих европейских империй. Однако для нашего исследования принципиально важным фактом является не поэтическое преувеличение этого события, а то, что современный ПВЛ иностранный источник отмечает победу велетов над восточными славянами и взимание с них дани.
То, что взимавшие дань варяги принадлежали к племенному союзу велетов-лютичей, подтверждается и другими данными. Биограф Карла Великого Эйнгард так описал положение этого племени в VIII в.: «По окончании всех этих беспокойств, открылась борьба с славянами, которые по нашему называются вильцы, а по своему, то есть на своем языке, велатабы. <…> Но восточный берег (Балтийского моря. — М.С.) населяют славяне, аисты (эсты) и другие различные народы; между ними первое место занимают велатабы, которым в то время король объявил войну»{546}. Из текста франкского историка следует, что велеты-вильцы обладали бесспорным первенством по отношению ко всем остальным народам, обитавшим на южном и восточном берегах Балтийского моря. По поводу деда Рюрика Го-стомысла предание однозначно утверждает, что он был похоронен на Волотовом поле под Новгородом, что также указывает на данное племя. То обстоятельство, что призванный после изгнания варягов основатель древнерусской княжеской
Глава 6.
РУСЫ В ЗЕМЛЯХ ИЛЬМЕНСКИХ СЛОВЕН
Рассмотрение вопроса о времени появления русов в землях ильменских словен лучше всего начать с известия о призвании варягов в Ипатьевской летописи: «В лето 6370. И изгнаша Варагы за море, и не даша имъ дани, и почаша сами в собе володети. и не бе в нихъ правды. и въста родъ на род. и быша оусобице в них. и воевати сами на са почаша. и ркоша поищемъ сами в собе кназа. иже бы володелъ нами и радилъ. по раду по праву, идоша за море к Варагом. к Руси, сiце бо звахуть. ты Варагы Русь, aeко се друзии зовутса Свее. друзии же Оурмани. Аньглане. инеи и Готе, тако и си ркоша. Русь. Чюдь. Словене. Кривичи, и вса земла наша велика, и билна, а нарада въ ней нетъ»{547}. Поскольку пунктуация древнерусского оригинала сохранена, читатель может увидеть, что текст, при буквальном его прочтении, после объяснения летописца о том, что русь такое же название, как свей, урмане, англичане и готы, заканчивающееся относящимися к руси словами «тако и си», допускает такое понимание следующего предложения, согласно которому русь называется в числе призывавших трех братьев племен. Естественно, можно допустить ошибку переписчика, который вместо того, чтобы написать «ркоша. Руси», поставил вместо и мягкий знак, в результате чего получилось, что не представители четырех восточноевропейских племен обращаются к Руси, а сама Русь оказывается в их составе. Окончание на к в данном фрагменте есть в одном варианте Лаврентьевской летописи, но отсутствует в Ипатьевской. Тем не менее поскольку восточноевропейские племена обращались «к Варагом. к Руси» и в результате призвания к ним приходит Рюрик «со всей Русью», то при реконструкции первоначального текста ПВЛ А.А. Шахматов выбрал вариант «сказали руси чудь, словене, кривичи». Однако согласиться с предположением о простой ошибке переписчика мешает то обстоятельство, что несколькими строками выше летописец так описывает решение, к которому пришли восточноевропейские племена после междоусобной войны: «Ркоша поищемъ сами в собе кназа». Данное утверждение можно понять только в том смысле, что чудь, словене и кривичи решают избрать князя из своей среды. Тот факт, что после этого участвовавшие в совете племена призывают из-за моря варяжскую русь, говорит о том, что ее они рассматривают в качестве родственного племени и это отнюдь не исключает возможности того, что часть этой варяжской руси уже жила в их среде и участвовала в процессе призвания трех братьев.
Фраза Ипатьевской летописи полностью подтверждает сведения Иоакимовской летописи о том, что Рюрик приходился внуком Гостомыслу — к кому-либо другому выражение «поищемъ сами в собе кназа» вряд ли приложимо. Сама Иоакимовская летопись прямо называет русь в числе восточноевропейских племен сначала при рассказе о варяжской дани, а затем и при описании призвания Рюрика: «Варяги же, абие пришедше град Великий и протчии обладаша и дань тяжку возложиша на словяны, русь и чудь. (…) Гостомысл же, видя конец живота своего, созва вся старейшины земли от славян, руси, чуди, веси, мери, кривич и дрягович, яви им сновидение и после избраннейшия в варяги просити князя»{548}.
Целый ряд более поздних рукописей точно так же называет русь в числе племен, призвавших Рюрика: «При Михаиле цари и Василiи, и при Фотiи Патрiарсе въ Грецiи, прiидоша, рече, Русь, Словене и Кривичи, Варягомъ реша…»; «В лъто от адама 6370 избраша вси словяня и русове старешего князя рюрика на княжение…»; «Въ лето 860. Варяги брали дань отъ Русси, Чуди, Славянъ, Мери, Веси и Кривичъ… Приходили Варяги изъ за моря дани ради къ Славяномъ въ Великiй градъ; Славяне же и Русь отказавъ не дали имъ дани, тогда умре Славенскiй Князь Гостомыслъ безъ наследiя… избрали князя отъ Варягъ, называемыхъ Руссовъ…»{549}. Само посольство к варягам в рукописи Ундольского описывается следующим образом: «В лето 6305-го году прiидоша словяне из нова града великого торговати за море к варягомъ в немецкую область, во градъ, нарицаемыя прусы (трусы), и рекоша словяне княземъ варяжскимъ: «земля, господине, наша рекомая словенская русь, зело добра и обидна всяким угодиемъ…»{550} Записанная достаточно поздно, в первой трети XVII в., но впитавшая в себя значительные элементы новгородского фольклора «Повесть о Словене и Русе» называет их родными братьями и относит их жизнь и приход на Север к незапамятным временам: «И бысть в лето от Адама 3099 (2409 г. до н.э. — М.С.) Словен и Рус с роды своими отлучишися от Евксипонта и… хождяху по странам вселенныя…»{551} После четырнадцати лет странствий они приходят к озеру, которое Словен в честь своей сестры называет Ильменем, а на реке Волхове основывает город Словенск Великий. Таким образом, мы видим, что часть отечественной традиции считала, что какая-то русь уже была на севере Восточной Европы до того, как туда пришла варяжская русь во главе с Рюриком.
Однако дело осложняется тем, что в самих новгородских летописях наблюдается противоречивая ситуация в отношении того, считали себя новгородцы русами или нет. С одной стороны, при описании событий 1136 г. летописец так говорит о поездке новгородского владыки: «Въ то же лето, на зиму, иде въ Русь архиепископъ Нифонтъ с лучьшими мужи и заста кыяны съ церниговьци стояце противу собе…»{552} Очевидно, что в данном контексте автор летописи понимает под Русью южную часть страны с Киевом или «Русскую землю» в узком смысле, как она неоднократно упоминается в летописях. С другой стороны, при описании еще более раннего события, а именно отражения нападения эстонского племени сосол в 1060 г., летописец отмечает: «И изидоша противу имъ плесковице и новгородци на сечю, и паде Руси 1000, а Сосолъ бещисла»{553}. Следовательно, в этом фрагменте под Русью понимаются псковичи и новгородцы, то есть жители Северо-Запада.
Чтобы разобраться в этом вопросе, следует привлечь другие независимые источники. Данные ономастики указывают на присутствие русов в числе новгородцев. В новгородской берестяной грамоте второй половины XIII в. мы читаем: «Покланяние от Ляха к Флареви. Исправил ли еси десять гривен на Русиле»{554}. Здесь мы имеем не только личное имя, образованное от корня – рус-, но одновременно с ним и второе имя, полностью совпадающее с именем легендарного прародителя ляхов. Хоть это и не является прямым подтверждением польского предания о трех братьях — прародителях славянских народов, все-таки весьма показательно, что оба имени встречаются в одной грамоте бытового содержания. Впоследствии в Северо-Западной Руси XV–XVII вв. зафиксированы также имена Русинков, Русинов, образованные от Русин, восходящие в свою очередь к корню – рус-{555}.