Одиссея варяжской Руси
Шрифт:
Собранных материалов более чем достаточно, чтобы дать положительный ответ на вопрос о том, было ли связано имя основателя русской княжеской династии с образом общеславянского мифического сокола. Окончательно все сомнения развеивает упоминавшаяся выше скандинавская сага о Боси, которая дает представление о том, как выглядел культ этого сверхъестественного существа в княжеской среде. По приказу своего конунга Боси похищает волшебное яйцо из родового храма правителя Биармии, причем содержащиеся там священные животные указывают на культ сына Сварога Радигоста. Данная подробность показательна не только потому, что мекленбургские генеалогии называют Рюрика далеким потомком Радигоста, но еще и потому, что лингвисты давно обратили внимание, что имена Сварог и Рарог образованы по одному принципу, достаточно редкому для славянских имен. «Сага (о Боси. — М.С.) заканчивается совершенно неожиданной прибавкой о змее, который вышел из яйца, привезенного Боси из Биармаланда, и которого поборол впоследствии Рагнар Лодброк»{719}. Таким образом, мы имеем полное соответствие канвы сюжета со славянскими представлениями о Рароге.
Необходимо подчеркнуть, что данный фрагмент саги о Боси имеет и археологическое соответствие, подтверждающее, что Биармаланд этой саги действительно находился в Прибалтике. Как уже отмечалось выше, в 131 погребении Кивуткалнского могильника XIII–XI вв. до н.э. в захоронении женщины были найдены три вертикально поставленных яйца. Однако и в саге святилищем, где находилось волшебное яйцо, заведовала мать правителя
Поскольку и в мекленбургской генеалогии летописный Рюрик является потомком Радигоста, священными животными которого были птица и бык, то сообщение саги о Боси, которая совершенно независимо от этой генеалогии отмечает, что в родовом храме отца Рерика в Восточной Прибалтике почитались именно эти животные, представляется для нас вдвойне ценным. Совокупность приведенных фактов недвусмысленно указывает не только на существование культа Рарога в Прибалтийской Руси, но и на то, что своего сына ее правитель назвал в честь этого огненного сокола. В довершение ко всему отметим, что археологические материалы, выставленные в Славянском музее в Старграде-Ольденбурге, наглядно свидетельствуют о существовании у некогда живших там славян культов как сокола, так и змеи{721}. Тот факт, что обеих этих животных, с которыми были связаны мифологические представления о Рароге, одновременно почитали именно в том регионе западнославянского мира, с которым письменные источники связывают как варяжскую Руси, так и происхождения Рюрика, в очередной раз говорит о чрезвычайной устойчивости и преемственности мифологических представлений. Как уже отмечалось в связи со смертью отца Рюрика, одним из названий столицы ободритов был Рерик, а Адам Бременский еще в XI в. отмечал, что «ободриты… ныне зовутся ререгами»{722}. Очевидно, что не племя и город получили свое название в честь Рюрика, а он получил свое имя в честь символа своего племени. О существовании как минимум одного подобного прецедента свидетельствует сага о Боси применительно еще к Прибалтийской Руси. Как видим, опять именно скандинавский источник совершенно недвусмысленно указывает в пользу объяснения имени основателя русской княжеской династии из славянской мифологии. Однако между именем летописного Рюрика и словами Рарог, Рериг, Рерик или Ререк есть небольшое фонетическое различие. Хоть подавляющее большинство древнерусских текстов дают имя первого князя в привычном нам написании, но Хронограф 1494 г. бывшего Румянцевского музея неожиданно приводит другую форму его имени: «Во дни Михаила цря греч(ос)каго и во дни кнзя Ререка Новгородскаго… свтый Конъстяньтинъ философъ, нарицаемый Кирилъ, сотворилъ грамоту словеснымъ (словеньскимъ) языкомъ, глемую литицю»{723}. В загадочной «литице» исследователи видят искаженное название «глаголицы». Сам Хронограф был создан во Пскове, и его составитель мог использовать какие-то более древние и не дошедшие до нас тексты. Выше мы уже видели, что в этом городе помнили и об острове Русии, практически не упоминающемся в остальной древнерусской литературе. Таким образом, этот памятник XV в. дает нам имя первого русского князя в его западнославянской форме, в точности совпадающей и с именем сына правителя Биармии из саги о Боси. Остается добавить, что данный Хронограф, известный ученым с XIX в., также до сих пор полностью не опубликован.
Известия скандинавских саг о янтарном крае рядом с Бьярмаландом ставит перед нами вопрос: является ли Ререк саги о Боси летописным Рюриком? Поиск ответа на этот вопрос следует начать с датировки саг. Специалисты считают, что сага о Стурлауге была создана около 1300 г., а сагу о Боси они относят к XIV в. Обе они относятся к числу «саг о древних временах», включающих в себя как многочисленные элементы фантастики, так и элементы волшебной сказки, имеющие подчас весьма архаические черты. В саге Боси — сын Брюнхильды, знаменитой героини германо-скандинавского эпоса, жизнь которой относится к эпохе Великого переселения народов. Вместе с тем сага объясняет успешное нападение Ререка и Сштейра на Гаутланд тем, что Боси участвовал в Бравальской битве, то есть относит это событие к периоду около 770 г. Впрочем, еще К. Тиандер отметил, что в различных перечнях участников этой битвы Боси и его родственники больше ни разу не упоминаются, и посчитал это известие выдумкой составителя. Поскольку убийство змея, вылупившегося из привезенного Боси яйца, стало первым подвигом Рагнара, то его образ также может помочь в датировке интересующих нас событий. О жизни и приключениях самого Рагнара нам известно только из скандинавских саг, никакие другие источники не подтверждают его существование. Считается, что Рагнар погиб в 865 г. в результате неудачного набега на Англию. Однако его второй женой «Прядь о сыновьях Рагнара» неожиданно называет Аслауг, дочь Сигурда Убийцы Дракона и Брюнхильды, время жизни которых германский эпос относит к гуннской эпохе. Таким образом, из-за противоречивых сведений о биографиях обоих героев, содержащихся в сагах, похищение волшебного яйца может быть отнесено как к гуннской эпохе, так и ко времени, предшествовавшему Бравальской битве.
Еще одной возможностью хотя бы приблизительно датировать описанные в саге события является анализ названия Бьярмаланда. К. Тиандер установил, что оно было образовано от германского корня – berm-, -barm-, обозначавшего первоначально просто береговую полосу{724}. В обоих интересующих нас сагах оно обозначает соседнюю с Янтарной страной землю ливов. Между тем последняя достаточно рано становится известна скандинавам и упоминается ими как Ливланд в двух рунических надписях XI в.{725} Поскольку скандинавы использовали путь по Западной Двине, активно начавший функционировать с начала X в., очевидно, что ливы становятся известны скандинавам примерно с этого времени. Более того, сами норманисты считают, что путь по Западной Двине был открыт викингами раньше, чем путь по Неве. Археологические данные показывают, что в Элбинге и Гробини скандинавское присутствие фиксируется около 650 г., а в Ладоге — около 750 г.{726} Поскольку Гробиня находится на западном побережье Латвии, викинги с течением времени вполне могли получить информацию и о более отдаленных регионах этой страны. Очевидно необходимо было время, чтобы скандинавы
Следует отметить, что истоки представлений, согласно которым носитель верховной власти тесно связан с божественной птицей, которые определили выбор имени первого русского князя, указывают не только на Прибалтийскую Русь, а на саму изначальную прародину нашего народа на Волге. Как установил чешский лингвист К. Махек, с филологической точки зрения славянский Рарог является заимствованным из иранского Веретрагна. В иранской мифологии он был богом войны и однажды явился Заратуштре в десяти различных обликах, одним из которых была птица Варагн. Как следует из Авесты, эта птица была очень тесно связана с хварно — мистической сущностью царской власти. Ею первоначально обладал Йима, первый царь в иранской традиции. Когда же он согрешил, то, согласно «Замйад-яшту», данная мистическая сущность разделилась на три части и покинула его. Первую часть схватил Митра, третью — Кэрсаспа, а вторая досталась Трайтаоне:
Когда второй раз Хварно От Иимы отлетело, Ушло оно от Иимы, Потомка Вивахванта, Летя как птица Варагн. Тогда схватил то Хварно Наследник рода Атвьи Трайтаона могучий…{727}Теснейшие славяно-иранские контакты уже в древнейший период объясняют, почему наши далекие предки заимствовали от иранцев это понятие. Из приведенного выше гимна следует, что обладателем хварно считался Трайтаона, образ которого, как уже было показано выше, оказал самое непосредственное влияние на славянского Траннона-Трояна, отца Руса. Поскольку Вэртрагна-Рарог оказывается тесно связанным не просто с богатством и удачей, а с самой сущностью верховной власти, становится понятно, почему его культу придавали такое большое значение как правители Прибалтийской Руси, так и ободритские князья.
В завершение обратимся к еще одной важной находке. В «большом доме» в Ладоге, построенном около 881 г., был найден небольшой деревянный цилиндр диаметром 19 и высотой 15 мм, на боковой поверхности которого были изображены летящий сокол и плетеный крест (рис. 25). На тот момент данный дом был самой крупной постройкой в городе. В самом здании, не испытавшем каких-либо катастроф, были обнаружены золотой перстень, фрагменты двух стеклянных кубков, амулет в форме топорика, две весовые гирьки, 211 бусин и 32 куска янтаря. Поскольку они были рассыпаны по полу, то, по всей видимости, не представляли большой ценности для его обитателей, связанных с торговлей. На основании этого Е.А. Рябинин сделал вывод, что в данном доме находились не просто купцы и дружинники, но располагалась резиденция ладожского наместника и, возможно, путевой дворец Вещего Олега. «В любом случае археологически выявленный объект в Ладоге, который, судя по архитектурным деталям, мог по праву называться дворцовым зданием, хронологически полностью соответствует эпохе княжению Олега»{728}. Следует отметить, что «большой дом» в Ладоге по конструктивным особенностям сопоставим с княжеской резиденцией в Старграде{729}. Однако самое интересное заключается даже не в этом, а в изображении птицы на найденном в нем деревянном цилиндре, бывшем, судя по всему, игральной фишкой или гадательным жребием.
Нечего и говорить, что норманисты незамедлительно постарались истолковать эту находку в своем ключе. В.И. Кулаков поспешил отнести ладожское изображение ко второму типу по своей классификации, изображавшему петуха как птицу-жертву в «стиле Борре»{730}. Поскольку читатель сам может определить, на кого именно больше походит найденное в Ладоге изображение — на жертвенного петуха или летящего сокола, — стоит обратить его внимание на другой аспект данной находки: на теле птицы был изображен двузубец, а точнее, целых два двузубца (рис. 26). Самый крупный был образован сочетанием головы и крыльев, что напоминает нам волинский цилиндр со знаком Рюриковичей (см. рис. 23). Более мелкий расположен на животе птицы и, поскольку линии соединены, это не может быть изображением ее лап. Сочетание двух двузубцев с образом сокола уникально и аналогов не имеет. Возможно, подобная необычная композиция была обусловлена опекунством Вещего Олега над Игорем, и далеко не случайно, что этот предмет был найден в резиденции ладожского наместника, который мог быть путевым дворцом самого Олега.
Хоть ПВЛ и не определяет степень родства Олега с Рюриком и Игорем, она тем не менее содержит весьма характерную фразу: «Оумершю же Рюрикови. предасть княжение свое Олгови. от рода ему суща»{731}. Более поздние источники либо повторяют эту формулировку, либо называют Олега племянником Рюрика: «Истася (Игорь) после отца своего двою леть, и держа подъ игоремъ великое княженiе племянникъ рюриковъ олегь»{732}. Поскольку княжеский род в Древней Руси носил патриархальный, а не матриархальный характер, очевидно, что брат жены Рюрика, каким его ошибочно считает Иоакимовская летопись, в отличие от его племянника, едва ли мог считаться с этой точки зрения членом рода первого русского князя. Между тем Олег гордо заявляет Аскольду и Диру: «Азъ есмь роду княжа»{733}, а также заключает договор с Византией от своего собственного имени, а не от имени Игоря. Подобные действия со стороны сына Синеуса или Трувора, бывшего гораздо более старшим, чем сын Рюрика, являлись вполне правомерными в «лествичной» системе Древней Руси. Если на найденном в ладожском дворце цилиндре действительно были изображены княжеские знаки Олега и Игоря, то данное обстоятельство не только подтверждает слова летописи о том, что Олег был из рода Рюрика, но позволяет конкретизировать утверждение летописца тем, что это был род, имеющий своей священной птицей сокола. Указания летописца о том, что испуганные греки приняли Олега за святого Дмитрия, а славяне прозвали его Вещим, «так как были люди язычниками и непросвещенными», говорят о том, что этот преемник Рюрика воспринимался окружающими как носитель сверхъестественной силы. Это полностью согласуется с рассмотренным выше представлением о божественном происхождении рода Рюриковичей и также говорит о том, что Вещий Олег по своему происхождению принадлежал к династии русских князей.