Одиссея. В прозаическом переложении Лоуренса Аравийского

Гомер

— Отпусти его, клянусь, он расплатится с тобой сполна, как обещал перед бессмертными богами.

А прославленный хромой Бог отвечал ему:

— Ты меня не уговоришь, Посейдон-земледержец. Обещанья ненадежных людей ненадежны. Разве я смогу призвать тебя к суду бессмертных, если Арес стряхнет и цепи, и долги?

Отвечал ему Потрясатель земли:

— Гефест, если Арес улизнет, не рассчитавшись, я сам заплачу тебе виру.

— Такое поручительство я приму, — сказал великий хромой мастер, — твоего слова мне достаточно.

Великий Гефест расцепил оковы, и освобожденная от силков пара немедля вскочила и улетела, — он во Фракию, а смешливая Афродита — на Кипр в Пафос,

где стоит ее храм, и курится фимиам перед ее алтарем. Грации омыли ее и умастили маслом амброзии, хранящимся лишь для бессмертных, и облачили в дивные одеяния, и стала она подлинным очарованьем очей.

Знаменитый менестрель пел, и радовался песни Одиссей, и с ним веслолюбивые повелители моря — феакийцы. Алкиной повелел Галию и Лаодаму пуститься в танец вдвоем — никто не смел состязаться с ними в танце. Они взяли в руки прекрасный пурпурный мяч, сделанный для них мастером Полибием, и один, запрокинувшись назад, бросал мяч в пушистые облака, а другой, в свой черед, высоко подпрыгивал и изящно ловил его в прыжке. Отличившись бросанием мяча в высоту, они стали быстро перепасовывать мяч друг другу, танцуя на плодородной земле. А молодежь стояла кругом и отбивала такт, да так, что всё кругом гремело. Великий Одиссей обратился к Алкиною:

— Лорд Алкиной, мой августейший правитель, ты говорил, что нет равных вашим танцорам. Твоя правда — это дивное зрелище.

Сиятельный Алкиной возрадовался его словам и сказал своим веслолюбивым подданным:

— Внемлите мне, лорды и капитаны Феакии, сей Странник — человек редкого понимания и вкуса. Поднесем же ему, как положено, гостевой дар. Двенадцать высокородных лордов правят нашим народом, и я — тринадцатый владыка. Пусть же каждый преподнесет ему чистую накидку, и тунику, и талант драгоценного золота, да поскорее, чтобы Странник радостным пришел вечером на пир. А Эвриал пусть искупит свои дурные манеры извинением и даром.

Принцы одобрили его совет и послали своих оруженосцев за дарами, а Эвриал сказал:

— Лорд Алкиной, наш царственный повелитель, я заглажу свою вину перед Странником, как ты велишь. Вот короткий меч чистого металла. Я подарю его — вместе с серебряной рукоятью и новыми ножнами из слоновой кости. Он это высоко оценит, — с этими словами он вручил Одиссею обрамленный серебром меч и обратился к нему с нарочитой вежливостью: — О отец-Странник, коль сорвалось у меня дерзкое слово, пусть унесет его вдаль бурный ветер. Пусть боги даруют тебе возвращение в родную землю и встречу с супругой: слишком долго ты страдал, вдали от дружеского утешения.

Ему живо отвечал Одиссей:

— Пусть тебе, мой друг, боги даруют счастье. Дай тебе бог никогда не ощутить утраты меча, который ты подарил мне вместе с бальзамом исцеляющих слов.

Он повесил на плечо обрамленный серебром меч. Закатилось солнце, и началось вручение ценных даров. С почетом несли их герольды во дворец, где их принимали для Одиссея сыны великого короля и слагали у ног своей чтимой матери, а король провожал гостей к высоким тронам. Алкиной обратился к своей супруге Арете:

— Женщина, принеси сюда украшенный ковчег, самый достойный. Положи в него свежестиранную накидку и тунику. Поставь медный котел на огонь и согрей воды, чтобы гость мог искупаться до того, как осмотрит дары, поднесенные ему вождями феакийцев. Потом он насладится трапезой и песнями нашего менестреля. Погоди: к его сокровищам я добавлю мою прекрасную кованую золотую чашу, чтобы он всегда вспоминал меня, совершая возлияния Зевсу и другим богам в своем дому.

Он сказал, и Арета велела служанкам немедленно поставить огромный треногий котел на огонь. Они поставили медный

котел на ревущее пламя, налили туда воды и подложили дров в огонь. Пламя объяло чрево котла, и вода согрелась. Арета принесла из опочивальни прекрасный сундучок для гостя и положила в него роскошные дары, одежду и золото, данные феакийцами. Из своих кладовых она добавила тонкую тунику и накидку и обратилась к гостю с советом: "Покрепче закрой крышку сундука, и перевяжи тугим узлом, чтобы тебя не обокрали по пути, когда ты предашься сладкому сну на борту черного корабля". Одиссей немедленно закрыл крышку, как она велела, и завязал хитрым узлом, которому научила его леди Кирка. Лишь справился он с этой задачей, как домоправительница позвала его в баню помыться. Вид пара над горячей водой порадовал его сердце: он не видал подобной роскоши с тех пор, как покинул жилище светловолосой Калипсо, где ему прислуживали, как богу.

Служанки вымыли его и умастили маслом, облачили в тунику и роскошную накидку, и он вышел из бани, и направился на застолье. По пути, у колонны, несущей тяжелую крышу, стояла Навзикая в своей богоданной красе. С восхищением пристально смотрела она на Одиссея, а затем обратилась к нему:

— Прощай, Странник. Вспоминай меня иногда на родине, ведь мне ты жизнью обязан.

— Принцесса Навзикая, дочь благородного Алкиноя, — отвечал ей Одиссей, — если повелитель Геры Зевес-громовержец позволит мне вернуться домой, я буду чтить тебя, как богиню, до конца дней. Ибо ты, о Дева, возвратила меня к жизни.

Одиссей прошел и сел рядом с королем Алкиноем. Слуги уже разносили закуски и смешивали вино. Вошел герольд и привел любимого народом барда Демодока. Гости встретили его приветственными возгласами. Его усадили в центре зала, спиной к одной из высоких колонн, а хитроумный Одиссей отрезал здоровый жирный кус от своей порции (спинки белозубого вепря, такого большой, что от нее и не убыло), и окликнул вестника:

— Подай мясо Демодоку, — сказал он, — пусть примет от злосчастного Странника с наилучшими пожеланиями. Бардам причитается почет и любовь всех живущих на земле, ибо Муза научила их петь и возлюбила цех поэтов.

Вестник взял мясо и подал лорду Демодоку, и бард принял этот знак внимания с радостью. Гости навалились на стоявшую перед ними снедь, а когда они наелись и напились, Одиссей обратился к барду.

— Демодок, я славлю тебя превыше всех смертных. Не знаю, была ли твоей наставницей Муза, дочь Зевса, или сам Аполлон. Ты пел горестную историю ахейцев, их подвиги, страдания, горе так точно, как будто ты был там или слышал от очевидцев. А сейчас выбери другую тему, спой нам Слово о деревянном коне, построенном Эпеем с помощью Афины. Спой, как лорд Одиссей сумел хитростью доставить во вражью цитадель коня, начиненного воинами, и как пала Троя. Спой с начала до конца, и я буду повсюду утверждать, что божья милость щедро одарила тебя вдохновеньем.

Он сказал, и воодушевленный богом менестрель показал свое мастерство. Он начал с того, что основные силы аргивян отчалили на крепких судах, спалив свой стан, и уплыли. А соратники славного Одиссея оказались в сердце Трои, спрятанные в недрах коня, которого сами троянцы затащили в свою цитадель. Троянцы стояли вкруг коня и спорили, как с ним поступить. Столкнулись три мнения: разрубить ли деревянное чрево безжалостными клинками, затащить ли коня на край обрыва и столкнуть вниз на скалы, либо оставить его на месте, как мирную жертву богам. В конце концов победило последнее мнение. Рок предначертал им погибель, когда город приютил этого чудовищного зверя, в котором теснился цвет аргивского воинства, неся семена смерти и разрушения Трое.