Одиссея. В прозаическом переложении Лоуренса Аравийского

Гомер

— Сын Пелея, богоравный Ахилл, — отвечала душа Атрида, — счастливец, ты умер под Троей вдали от Аргоса. Цвет троянского и ахейского рыцарства пал в бою за твое тело. Могучим ты лежал во прахе, позабыв о своем мастерстве колесничего. Мы сражались день напролет, и не перестали бы биться, но Зевес наслал на нас бурю. Мы унесли твое тело к кораблям, омыли твою прекрасную плоть теплой водой и ароматами и уложили на ложе. Тебя обступили данайцы, плакали горючими слезами и отрезали себе локоны.

«Твоя мать, получив горестную весть, вышла из морских вод, окруженная морскими нимфами, и чудный крик навис над водами. Паника охватила ахейцев, и все бросились было к кораблям, но изобильный древней мудростью

Нестор остановил наш бег. Он и ранее давал мудрые советы. Полон знания, он воззвал к нам: «Остановитесь, аргивяне! Ни шагу, ахейцы! Это мать Ахилла с бессмертными морскими нимфами вышла из моря к своему павшему сыну». Отважные ахейцы сдержали бегство, а дочери Морского старца окружили тебя с горестными стенаниями и завернули твое тело в нетленную плащаницу. Девять муз пели по тебе погребальную песнь, отвечая друг другу сладкоголосьем, и не оставалось сухих глаз в аргивском стане — так дивно вздымались и опускались их чистые голоса.

«Семнадцать дней и семнадцать ночей мы оплакивали тебя — смертные люди и бессмертные боги. На восемнадцатый день мы предали твое тело огню, окружив принесенными в жертву круторогими быками и жирными баранами. Ты был сожжен в облачении богов, в изобилии ароматов и сладкого меда. Ахейские герои в доспехах, пехотинцы и колесничие, маршировали вкруг твоего погребального костра, гремя оружием. Когда догорел Гефестов огонь, на рассвете мы собрали твои белые кости, Ахиллес, и погрузили в неразбавленное вино и елей. Твоя мать принесла золотую двуручную урну, дар Диониса, произведение рук славного Гефеста. В урну мы положили твои белые кости, великий Ахилл, и смешали их с прахом покойного Патрокла, сына Менотия, а рядом, но отдельно положили останки Антилоха, которого ты любил больше всех, после Патрокла. Над вашими костями мы, воины славного аргивского корпуса, насыпали огромный величественный курган на мысу, выступающем на берегу Геллеспонта, чтобы его видели издалека мореплаватели наших и грядущих дней.

«На середину арены, где мерились силами ахейские атлеты, твоя мать выставила благородные призы, полученные от бессмертных богов. Ты бывал на похоронах великих героев, видал, как молодые люди состязаются во славу павшего короля, но и тебя поразили бы роскошные призы, выставленные сереброногой Фетидой. Боги безмерно любили тебя, Ахилл, и даже смерть не лишила тебя величия. Твоя слава пребудет вовеки. Но что я получил за успешное окончание войны? Зевес уже готовил мне жалкую смерть от рук Эгиста и моей бессовестной жены».

Их разговор прервало появление Гермеса-Аргусобойцы. Он вел души убитых Одиссеем кавалеров. Изумленные их количеством, два героя подошли поближе, и призрак Агамемнона признал славного Амфимедона, сына Меланея, который чествовал его на Итаке. Дух Атрида обратился к нему первым:

— Амфимедон, какая катастрофа привела в страну теней цвет воинов во цвете лет? Поднял ли Посейдон шторм и потопил ваш корабль? Или поразили вас враги на дальнем берегу, когда вы угоняли стада и отары, или бились за город и женщин? Ответь мне, как другу и гостю. Ты помнишь, я приходил с великим Менелаем в твой дом на Итаке, когда мы уговаривали Одиссея пойти с нами в поход на Илион. Только через месяц мы отплыли в море, так трудно было убедить Покорителя городов, Одиссея.

— Благородный Агамемнон, сын Атрея, ваше августейшее величество, — отвечала душа Амфимедона. — Я помню, о чем ты говоришь и расскажу подробно и без утайки обо всей цепи событий, завершившихся нашей смертью.

«Пока Одиссея не было, мы ухаживали за его женой. Она не говорила ни "да", ни "нет", ни разу не сказала, что наши предложения ей противны, но в сердце она замышляла нас погубить. Вот на какие уловки она пускалась: в своей горнице она установила ткацкий

станок и начала ткать большое и тонкое покрывало. Нам он сказала: "Лорды-соискатели моей руки, благородный Одиссей погиб, но сдержите ваше рвение и не спешите с браком, пока я не окончу эту работу, чтобы пряжа не пропала попусту. Это саван для лорда Лаэрта. Когда его увлечет неумолимая смерть, неизменно поглощающая всех, я не хочу, чтобы меня осуждали наши женщины, мол, богатый лорд был похоронен без савана".

«Так она сказала, и мы великодушно согласились. Днем она ткала, а по ночам при свете факелов распускала сотканное. В течение трех лет она водила нас за нос. На четвертый год, когда стали меняться времена года, одна из служанок, знавшая секрет, выдала нам тайну госпожи. Мы застали ее распускающей свою прекрасную работу. Волей-неволей она была вынуждена завершить ее. Но как только она завершила огромное покрывало, постирала его и выставила на обозрение — оно равнялось сиянием с солнцем или луной — как в тот же день вражья сила привела Одиссея на дальнюю ферму, где жил его свинопас. Туда же пришел его сын, вернувшийся с Пилоса на своем черном корабле.

«Они замыслили нас убить, и отправились в славный город Итаку, точнее, первым пришел Телемах, а потом Одиссей. Свинопас привел его, одетого в лохмотья, выглядящего, как старый попрошайка-нищий с клюкой. Никто из нас не узнал в нем Одиссея. Мы его оскорбляли, ругали и бросали в него кости. Он терпеливо сносил побои и оскорбления в собственном доме.

«Его вдохновил эгидоносный Зевес, и с помощью Телемаха он спрятал свое великолепное оружие в кладовой и запер двери. Одиссей хитроумно уговорил жену выставить перед обреченными кавалерами лук и несколько серых железных топоров. Испытание силы обернулось орудием смерти. Никто из нас не мог натянуть тетиву могучего лука — мы были слишком слабы. Когда лук оказался в руках Одиссея, мы гневно запротестовали, несмотря на его просьбы. Но Телемах встал и разрешил ему попробовать. Когда могучий Одиссей взял в руки лук, он легко согнул его и пустил стрелу сквозь кольца секир. Затем он вскочил на порог, занял позицию, приготовил стрелы, огляделся и застрелил благородного Антиноя. Он обрушил на нас ливень смертоносных стрел, стреляя так точно, что люди падали штабелями. Какой-то бог помогал ему, — он и его люди бушевали безнаказанно, всех убивая направо и налево. Страшные крики наполнили зал, когда они размозжили наши головы, пол был залит кровью. Так мы погибли, Агамемнон, и наши трупы все еще валяются, как падаль, во дворце Одиссея. Весть о смерти еще не дошла до наших близких, и наши друзья не пришли смыть черную кровь наших ран, и не оплакали нас, как положено».

— Сын Лаэрта, хитрый Одиссей, — воскликнула тень Агамемнона, сына Атрея. — Тебе повезло с добродетельной женой! Верна и постоянна оказалась безупречная Пенелопа, дочь Икара! Преданно она хранила память о муже своей юности. Годы не изгладят память ее верности и добродетели. Бессмертные боги воспоют в прекрасных песнях постоянство Пенелопы. Она не похожа на Клитемнестру, дочь Тиндарея, которая бесчестно убила меня, мужа своей юности. Люди будут петь песни об ее позоре. Она осрамила весь свой пол, даже добродетельных женщин.

Такие речи они вели в чертогах Аида, в сокровенных местах под землей.

Одиссей и его люди вышли из города, и пришли в богатое поместье Лаэрта. Лорд Лаэрт, не щадя усилий, заботился о нем. Его дом был окружен лачугами, где жили его батраки, а в усадьбе жила пожилая женщина из Сицилии, которая преданно заботилась о своем старом хозяине. Одиссей сказал сыну и пастухам:

— Идите в усадьбу и заколите лучшего поросенка нам на обед. А я испытаю отца, узнает ли он меня после многих лет разлуки.