Одна беременность на двоих
Шрифт:
— И когда ты перестанешь вздрагивать при упоминании имени Стива?
Она стояла подле вазы с бананами и теребила ветку пальцами, вовсе не желая оторвать себе один — или же это было такое визуальное дополнение к невысказанному окончанию фразы?
— А разве я дрожу? — выдавила из себя я и заткнула рот картофелем, чтобы не вспылить или же не заплакать от того, как метко кидает дротики своих слов Аманда, и насколько моё сердце для неё — открытая мишень.
Повисла пауза, которую пришлось заполнить, быстро смолов оранжевое пюре челюстями:
— Это некрасиво,
— Упоминай его, не упоминай — мне всё равно. А вот тебе, кажется, не всё равно. Или я ошибаюсь?
— Нет, не ошибаешься, — отчеканила я. — И прекрасно понимаешь, что после всего случившегося мне не может быть всё равно. Мне стыдно, и если ты пригласишь сюда Стива, то я проведу эти дни в другом месте.
— Отлично, это мне и надо было знать.
— Интересно зачем? — процедила я сквозь готовые искрошиться в порошок зубы, будто Аманда уже озвучила мне прямым текстом, что знает про моё положение.
— Чтобы не смущать тебя, если он всё же пожелает встретиться.
— Ты же заблокировала его или…
— Уже разблокировала, — перебила меня Аманда. — Я не могу на него долго злиться. К тому же, у меня и так нет друзей, чтобы ими расшвыриваться. И вообще не могу же я бегать от разговоров с ним всю жизнь. Да и, я надеюсь, он образумится и прекратит лезть ко мне со своими советами. Но главное, он же всё не со зла. Он вообще зло делать не умеет.
Я кивнула — впрочем, почему бы и не согласиться, ведь злого умысла у Стива действительно не было — было лишь полное отсутствие какой-либо мозговой деятельности. Интересно, когда же ты наконец скажешь то, для чего начала этот противный разговор? Почему же тебе так нравится мучить меня — словно, ты отыгрываешься на мне за свою неудачу…
— А врать всю жизнь про отца своего ребёнка сможешь? — выступила я в атаку, когда картошка наконец провалилась чуть дальше грудной клетки.
— Врать? — подняла брови Аманда. — Я не вру. Я просто не говорю правду. Да. Я смогу, — тут же добавила она. — Потому что так ему будет лучше, — Аманда опустила руку на свой покатый живот и уставилась на пальцы, а потом скосила глаза на вазу с фруктами. — У нас не только хурма портится, но и бананы. Ещё не так поздно, — она подняла глаза к часам на микроволновке. — Давай испечём банановый хлеб?
Вот так да… Теперь спечём хлеб?
— Хорошо, — отозвалась я и потянулась к лежащему рядом телефону.
— Не надо искать рецепт. Здесь на пакете с сахаром есть какой-то.
Аманда вытащила из шкафчика полупустой пакет, расправила картон и принялась читать:
— Одну треть чашки мягкого масла…
Она вытащила из холодильника палочку масла и, отрезав нужную часть, бросила в пиалу.
— Слушай, я отойду к окну, а ты пока подтопи масло в микроволновке.
Аманда поставила пиалу в печку и прошла мимо меня к двери на балкон. Я проводила взглядом её затылок с неровно схваченными резинкой волосами, всё ещё не веря, что разговор окончен. Я включила микроволновку и стала ждать.
— Кухонный комбайн достань.
Я повиновалась,
— Три четверти чашки, — комментировала она свои действия, словно боялась сбиться.
Я слушала мотор комбайна и вспоминала, как ненавидела в мамином исполнении банановый хлеб. Только не потому, что тот оказывался невкусным, а за то, что в доме, который насквозь пропах выпечкой, приходилось ждать до утра, чтобы хлеб зачем-то вылежался. Сейчас же я не знала, как среагирует мой пока что спокойный желудок на подобные запахи.
— Знаешь, соседям не понравится наше ночное пекарское бдение.
— Они пьяные будут, им-то что, — бросила, не оборачиваясь Аманда, разбивая в масляно-сахарную смесь два яйца.
Нож комбайна продолжал крутиться, а Аманда уже просеивала в миску муку, то и дело косясь на пакет с сахаром.
— Одна и три четверти чашки муки… Кейти, посмотри, у нас случайно мерной ложки нет?
У нас, благодаря соседке, было всё.
— Отмерь одну чайную ложку пекарского порошка. Спасибо. Теперь половинку соды и столько же соли.
Она принялась смешивать муку с добавками, а комбайн тем временем всё крутился и крутился. Аманда всыпала в него муку и обернулась ко мне:
— Можешь покрошить полстакана грецких орехов? Там есть пакет в холодильнике.
Я покорно исполнила просьбу, взяла доску и нож. Перед моим носом теперь красовался пакет с сахаром, и я принялась перечитывать рецепт.
— Зачем ты бананы в комбайн бросила? Написано же помять вилкой! — сказала я, но уже поздно, потому что две шкурки лежали в мусорном ведре.
Аманда повернулась ко мне и, облокотившись на барную стойку так, что часть её живота оказалась на столешнице, начала вещать тоном, сходным с сегодняшним тоном Ванды:
— Если большие куски бананов будут в тесте, оно останется влажным, будто сырым, и есть такой хлеб — бе… А так бананы станут частью теста и просто придадут хлебу вкус.
— Откуда ты это знаешь? Мы с тобой за два года ничего не пекли…
— Да ничего я не знаю, — она обернулась к духовке, которую незаметно для меня успела зажечь. — Всё ещё до трёхсот пятидесяти это старье не нагрелось. Как в ней вообще что-то спечётся! Сгорит всё к чёрту…
— Да ладно… Рыбу запекаем, мясо тоже, лазанья и та разогревается прекрасно… Куда орехи?
— Погоди.
Аманда с тяжёлым вздохом присела у нижнего ящика на корточки, расставив ноги, чтобы живот провалился между ними, и принялась вытаскивать формы для выпечки, пока не наткнулась на прямоугольную хлебную.
— Слушай, засунь всё обратно, — простонала она кряхтя.
Я тут же бросила нож и принялась собирать с кафельной плитки противни.
— Спасибо, — услышала я над своим ухом и тут же заправила за него короткую височную прядь, которая всё никак не могла дорасти до нормальной длинны и убраться наконец под резинку в хвост.