Одна история
Шрифт:
– Не наговаривай на себя, – упорствую я. – А этому гаду одна дорога – в пекло. Если на свете есть хоть какая-то справедливость.
– Справедливости нет, – отвечает она. – Ее не существует ни здесь, ни в других пределах. А загробный мир – это, видимо, невероятных размеров бридж-клуб, где дядя Хамф объявляет шесть без козырей, берет все взятки и требует себе в награду французский поцелуй.
– Ты, как видно, глубоко вникла в эту область, – поддразниваю я.
– Дело вот в чем, Кейси-Пол: если хоть в каком-нибудь из миров такой человек останется в живых, это будет кошмар, сущий кошмар. А чего мы не пожелаем своему врагу, того едва ли можем хотеть для себя.
Не
Мое отношение к нашей любви было на удивление бескомпромиссным – подозреваю, впрочем, что первая любовь бескомпромиссна всегда. Я просто говорил себе: что ж, если наша любовь утвердилась как данность, значит вокруг нее должна строиться вся оставшаяся жизнь. У меня не было ни малейшего сомнения, что так и будет.
Из школьной программы по литературе я запомнил, что Страсть расцветает там, где есть Преодоление; но когда сам впервые испытал это чувство, известное прежде только по книгам, всякие препятствия стали казаться не просто лишними, но и совершенно нежелательными. Однако я был чересчур наивен в эмоциональном отношении, а быть может, и попросту не замечал тех препятствий, которые отчетливо виделись другим.
Возможно также, что я не сделал для себя никаких выводов из прочитанного. Скорее всего, на практике моя мысль работала так: сейчас мы, двое, находимся вот здесь, а должны во что бы то ни стало прийти вот туда. И хотя мы в конце концов оказались примерно там, где я мечтал, мне даже в голову не приходило, какая цена будет за это заплачена.
Я уже говорил, что не помню, какая стояла погода. А также как я был одет, что ел. В ту пору одежда казалась побочной необходимостью, а пища – всего лишь топливом.
Забылось даже то, что, по идее, должно остаться в памяти: например, цвет универсала Маклаудов. Кажется, автомобиль у них был двухцветный. То ли серый с зеленым, то ли голубоватый с бежевым. В самом деле, проведя не один знаменательный час на его кожаных сиденьях, я затрудняюсь вспомнить оттенок. А из чего была передняя панель – из ореха? Да какая, в сущности, разница? Для моей памяти определенно разницы нет, а моим проводником здесь служит именно память.
Кроме того, есть сведения, на которые я попросту не хочу сейчас отвлекаться. Например: какие предметы я изучал в университете, как выглядела моя комната в общежитии, чем Эрик отличался от Барни, а Иэн от Сэма и у кого из них была рыжая шевелюра. Скажу только, что Эрик на долгие годы остался мне самым близким другом; с окружающими он всегда был мягок, предупредителен, доверчив. И вместе с тем – а возможно, в силу этих самых качеств – в нашей компании у него возникало больше всех проблем с девушками, а впоследствии – с женщинами. Неужели в его мягкости и незлобивости таилось нечто такое, что провоцировало низость окружающих? Хотелось бы найти ответ на этот вопрос, тем более что в ту пору я и сам Эрика сильно подвел. Ушел в сторону, когда ему требовалась моя помощь; можно сказать, предал. Но об этом потом.
И еще кое-что. Описывая Деревню с позиций агента по недвижимости, я мог допустить отдельные неточности. Взять, к примеру, желтые мигающие шары у пешеходного перехода. Вполне возможно, что я прибавил их от себя, поскольку сегодня почти у каждой «зебры» услужливо светит пара
Вспоминаю, как Сьюзен играла в теннис. Моя собственная игра – по-моему, об этом сказано выше – была по преимуществу любительской, я полагался на хлесткие удары запястьем, не уделял должного внимания положению корпуса и в последний миг умышленно менял направление удара, отчего сам обалдевал не меньше, чем мой соперник.
Когда же я играл против Сьюзен, эти ленивые тактические приемы зачастую ослабляли мой неуемный азарт. Ее манера игры базировалась на солидной подготовке: Сьюзен тщательно обрабатывала каждый удар с отскока, выходила к сетке лишь в случае крайней необходимости, бегала так, что только пятки сверкали, и в равной степени смешливо реагировала на победы и поражения. Таковы были мои первые впечатления от ее игры, и я, недолго думая, распространил их на ее характер. Мне представлялось, что она и в жизни спокойна, организованна и надежна, играет глубоко и на задней линии неукоснительно обеспечивает поддержку своему нервному, импульсивному партнеру, когда тот играет у сетки.
На летних клубных соревнованиях мы с ней заявились на турнир смешанных пар. В первом круге за нашей игрой против какого-то старичья лет пятидесяти с лишним наблюдали трое зрителей. Среди них, к моему удивлению, оказалась Джоан. Когда мы менялись сторонами и она исчезала из поля зрения, до меня все равно доносился ее кашель курильщицы. Старичье загоняло нас до полусмерти, играя так, как и подобает супружеской паре: они инстинктивно предугадывали все тактические ходы друг друга и обходились без слов, а уж тем более без выкриков. Сьюзен, как всегда, играла солидно, а я по-дурацки мельтешил. Самонадеянно перехватывал мячи, отбивал те, которые следовало пропустить, и элементарно впал в прострацию, когда старичье выиграло сет и победило со счетом 6:4.
Потом мы сидели вместе с Джоан, взяв на троих два чая и один джин.
– Извините, что подвел вас, – сказал я Сьюзен.
– Ничего страшного, Пол, мне практически все равно.
От ее уравновешенности я еще больше досадовал на себя.
– Да, но мне не все равно. Я наделал массу глупостей. Был абсолютно бесполезен. Первая подача вообще не шла.
– Потому что опускаешь левое плечо, – неожиданно встряла Джоан.
– Но я же подаю правой, – с некоторым раздражением ответил я.
– Вот именно. Поэтому левое плечо опускать нельзя. Чтобы не терять равновесие.
– Я не знал, что вы разбираетесь.
– Разбираюсь? Ха! Да я сто раз выигрывала этот сраный турнир! Пока колени гнулись. Тебе бы взять несколько уроков, юноша, вот и все. Но кисти у тебя в порядке.
– Смотри-ка: покраснел! – без надобности отметила Сьюзен. – Раньше за ним такого не водилось.
Позднее, в машине, я спрашиваю:
– Джоан правду говорит? Она в самом деле прилично играла?
– О да. На уровне графства им с Джеральдом практически не было равных. Она и в одиночном разряде показывала класс – ты, наверное, догадался, – но потом ее стали подводить колени. Впрочем, ее коньком была парная игра. Где нужно получать и оказывать поддержку.