Одна из них
Шрифт:
И тогда слёзы всё-таки пролились из глаз Эстель. Она смахнула их, оставляя грязные разводы на щеках, а затем сделала нечто совершенно неожиданное – глубоко, чуть ли не до пола, поклонилась Кассандре, приложив обе руки к сердцу.
– Я буду так счастлива, если однажды… может быть, нескоро, но когда-нибудь… ты позволишь мне назвать себя твоей мамой, – сказала Эстель.
Ему ещё не доводилось бывать в суде. Однако, как известно, всё когда-нибудь происходит в первый раз. Алишер без особого интереса рассматривал вытянутое помещение с бесчисленными рядами стульев, массивные железные двери и высокие окна, забранные решётками. Зал был забит под завязку. Те, кому не хватило стульев,
– Господин Андрис? – нетерпеливо окликнул его прокурор.
Алишер перевёл тяжёлый взгляд на мужчину в тёмно-синем пиджаке, с сияющей звездой Федерации на груди.
– Не могли бы вы повторить вопрос, пожалуйста? – подчёркнуто вежливо сказал Алишер.
Мужчина мотнул головой, но подавил в себе раздражение и снова протянул Алишеру фотографии Вероники – до маскарада Джоан и после.
– Вы знакомы с этой девушкой, господин Андрис?
Перед глазами Алишера пронеслась череда картинок: Ника в обмороке на заправке, Ника бережно прижимает к груди букет цветов, Ника среди ливьер в Ангоре…
– Нет, – ответил Алишер.
Губы прокурора сжались в ниточку.
– Вы дали присягу и будете привлечены к ответственности за дачу ложных показаний.
Алишер пожал плечами.
– Могу быть привлечён, – поправил он, – если вы докажете, что мои показания ложные. Всё, что знаю, я вам уже рассказал.
Прокурор был недоволен таким ответом, но сдержался. Наверняка он надеялся загнать Алишера в угол позже, после показаний других свидетелей. Да Алишер ни на что особо и не рассчитывал – куча людей видели его и Кенжела вместе с Никой. Кто-нибудь да расскажет. Но он… он не хотел. Пропади всё пропадом! Кенжел погиб, Ирка погиб – вон его мать беззвучно плачет в углу зала, – а Ли так или иначе получит пожизненное, и связи родителей ему не помогут. Кенжелу теперь уже всё равно, встречался он с Вероникой или нет, а Алишера здесь не судят. Они не знают, что он тоже был во Флоре в тот день. Хотя, наверное, это лишь вопрос времени.
Не успел он вернуться на своё место на свидетельской скамье в первом ряду, как прокурор, поковырявшись в бумагах на столе, неожиданно вызвал Тобиаса. Алишер даже не знал, что Тоби тоже в зале, и чуть не вывернул шею, отыскивая его глазами. Охранник придержал его за плечо.
– Да не убегу я, – буркнул Алишер.
Тоби Госс прошёл, ссутулившись, по центральному проходу и занял кресло. С самого начала допроса стало ясно, что из пилотов он был знаком только с Кенжелом и что судей в первую очередь интересовали его свидетельские показания насчёт Кенжела и Вероники. Алишер скрипнул зубами. Понятное дело, хотят свалить всю ответственность на Кенжела, подстрекателя, изменника – ну и пусть, чего уж теперь! Тем более что так оно и было. При этом ни судья, ни прокурор не обмолвились ни единым словом, что патрульные разнесли генератор в щепки. И это было любопытно. Как долго Роттер собирается скрывать эту информацию от своего народа?
Тоби хорошо держался, но было видно, что его что-то беспокоит. На вопросы он отвечал чётко и предельно кратко, не отрывая при этом грустных глаз от невидимой точки в конце зала. Да, девушка с фотографии ходила в библиотеку, он часто видел её. Да, братья Андрис тоже. Нет, они никогда не общались друг с другом. Нет, он не думает, что они были знакомы. Алишеру вдруг стало жарко: Тоби врал, безнадёжно лжесвидетельствовал перед судом, как и он сам! И при этом даже бровью не повёл, ни разу не обернулся, не покосился в сторону Алишера. После гибели брата и Кассандры Алишеру было всё равно, что произойдёт сегодня в зале суда. Но что заставило Тоби так поступить? Неужели и ему нечего терять?
Прокурор отчего-то не заинтересовался несовпадением показаний с информацией, которая была получена
Несколько вентиляционных решёток поднялись одна за другой, и сквозь дыры в потолке в зал хлынул ливень из сотни разноцветных листовок.
Присяжные повскакивали с мест, а Тобиас замер на кресле с открытым ртом. Судья стукнул несколько раз молотком, пытаясь призвать к порядку, но поток листовок не прекращался, и тогда он бросил молоток и резво, бочком сполз под внушительный судейский стол – на всякий случай. Охранники распахнули двери и принялись выталкивать людей из зала, пытаясь справиться с паникой. Кто-то открыл огонь по вентиляционным люкам.
Алишер поймал три флаера и покрутил их в руках. Листовки были размножены на принтере: несколько ярких карандашных мотивов, изображавшие то ли людей, то ли пейзажи, а может, и то и другое одновременно. Однако рисунки служили лишь фоном. Главное – по диагонали крупными буквами, привлекая всё внимание, было выведено «EX AEQUO ET BONO» [8] . И Алишер понимал, что это значит. Но как?..
У выхода из здания суда он нагнал Тобиаса, вклинился между ним и дверью. Люди за ними тут же истерически заголосили, и Алишеру пришлось уступить дорогу и выйти на улицу под проливной дождь. Он поморщился, торопливо запихивая листовки под пиджак. Тоби вышел вслед за ним и остановился. Дождя он словно бы и не замечал – стеклянными глазами смотрел куда-то мимо Алишера; даже происшествие в зале не расшевелило его.
8
По добру и справедливости (пер. с латинского) – девиз королевского дома Амейн.
– Эй, Тоби, – Алишер всё-таки попытался привлечь его внимание. – Я это… хотел спасибо тебе сказать. За то, что не выдал нас с Никой.
– Да ладно уж, – глухо отозвался Тоби. – Ника, Вика…
Точно, он ведь даже не знал её настоящего имени. Алишеру стало неловко.
– О Кенжеле так ничего и не известно, – его голос дрогнул. – Но я всё ещё жду…
Они помолчали.
– А у меня отца приговорили… к высшей мере, – произнёс Тоби и наконец взглянул на Алишера. В глазах клубился страх.
– Когда?.. – внезапно осипшим голосом выдавил Алишер.
Тоби провёл ладонью по лицу, стирая капли дождя – ведь не слёзы же? Пошевелил губами, словно не зная, как сказать. Затем выдавил:
– В следующий понедельник. Через расстрел…
Алишер сжал кулаки. В висках стучала кровь, оглушая его с каждым ударом сердца. Он знал, кто такой Вилмор Госс: Мари успела рассказать Алишеру свою историю, прежде чем он вернулся в Роттербург. Это несправедливо – так поступать с Госсом! Или наоборот, справедливо? Как понять, если всё меняется, стоит взглянуть с другого берега?
Алишер вытащил листовки, расправил намокшую бумагу и снова перечитал заветные слова. Может, ещё не всё потеряно?
Игорь Линчев неловко дёрнул за ручку портфеля и смахнул на пол стопку документов. Звякнуло, разбиваясь, стекло. Со вздохом Линчев опустился на корточки и заглянул под стол. В слабом свете виднелись осколки и уголок фотографии. Ему пришлось поднапрячься, чтобы дотянуться до снимка; рубашка, натянувшись под мышками, чуть не лопнула по швам. Игорь осторожно извлёк из остатков рамки изображение молодой девушки. Фотограф запечатлел её в роскошном бархатном кресле: длинная коса ниспадает на грудь, тонкие руки изящно сложены на коленях. Ирина, в отличие от него, всегда была хрупкой. Нежный цветок, нуждавшийся в защите, и как же так вышло…