Одна из тридцати пяти
Шрифт:
Виновница же этого падения лишь фыркнула и, сделав знак телохранителю, пустилась вскачь. Не дождавшись моего ответа, мужчина покорно последовал за ней.
— Интересно сколько она платит этому человеку, чтобы он выполнял любую ее прихоть? — поморщилась Элина.
Это интересовало меня не так сильно, как отсутствие самого чудовищного и бессердечного человека на свете — Райта Берингера. Хотя этому отсутствию стоит порадоваться.
— Джина, ты должна лучше узнать окружение Эдмунда, — будто прочитав
Конная прогулка была неплохим шансом завести нужные знакомства, но мой Гратион этому противился, пугливо поджимая губу и дергаясь, когда к нему приближались другие лошади.
Некоторое время я безуспешно догоняла свиту принца, который занял лидирующую позицию в этих скачках и двигался к парковому мосту. Я изрядно оторвалась от Элины, чувствуя, что шляпа и парик сползают мне на спину. Свет летнего солнца мелькал через листву, ослепляя. И неожиданно мне навстречу выскочили два всадника. Гратион напугано заржал, вставая на дыбы и сбрасывая меня в кусты репейника.
— Леди эль-Берссо? — осведомился один из всадников, наблюдая, как я бултыхаюсь в шелке собственной юбки. — Послание от лорда Беренгира. Он желает видеть вас незамедлительно.
Покуда один из мужчин поднимал меня на ноги, а я портила парик, выдирая колючки, другой рассказывал мне о том, что приглашения подобного рода отклонять не стоит. Да я и не хотела. Сейчас было как раз то самое время, когда я была наилучшим образом подготовлена к встрече — разорванный подол платья, испачканные перчатки, шляпа съехавшая на затылок, растрепанный парик.
Дворец опустел. Я шла по коридору, слыша тревожное эхо до самого кабинета Райта. Передо мной распахнулись двери, и, не замедляя шаг, я влетела внутрь, прошагала к столу, за которым в задумчивой позе сидел Берингер, облокотилась ладонями на столешницу и выпалила, сдувая со лба прядь волос:
— Какого черта вам от меня нужно?
Он с ленивой медлительностью поднял голову, его зрачки опасно сузились. Мой внешний вид его ошеломил, а больше то, что я не заикалась, не краснела, а упрямо глядела в его темные глаза.
— Присядьте, — приказал он.
Этот тон — хладнокровный, сдержанный, вдумчивый — отрезвил меня. С меня разом слетела спесь.
— Говорите, что вам нужно, — произнесла, растеряв браваду.
— Хотел принести вам свои извинения, — вдруг заявил он, — все-таки мы с вами не с того начали.
Теперь я ощутила себя настоящей идиоткой и неловко поправила парик.
— Вы серьезно?
— Абсолютно, — отозвался он, поднимаясь.
Я стала ерзать на стуле, когда он вдруг прошагал по комнате и остановился где-то за моей спиной.
— Джина, ты любишь вино?
— Ч…что?
— Надеюсь, что любишь.
— Милорд… я…
Он вдруг
— Спасибо, конечно, но я… опаздываю, — нашлась я и затараторила: — Мне срочно нужно вернуться. Моя компаньонка ужасно волнуется, я ее знаю… Да еще этот конь безумный… — я стремительно поднялась, но услышала.
— Сядь на место!
Как гром среди ясного неба.
Райт разлил вино по бокалам, протянул один мне, а сам сел на краешек стола, задумчиво касаясь пальцами своего бокала и извлекая из хрусталя жалобные протяжные стоны.
Он был вправе держать меня рядом с собой хоть до рассвета, я бы и слова не посмела сказать против. С такими мужчинами — суровыми, опасными, властными — нельзя играть.
— Ты быстро учишься, Джина, — вдруг произнес он и взглянул на меня. Взглянул так, что душа провалилась в пятки. — Значит, голова болит?
— Действительно болела все утро, — ляпнула я в оправдание.
— Издеваешься?
— Никак нет.
Его губы изогнулись в усмешку. Клянусь честью, ему нравилось видеть меня перепуганной до смерти. Чертов мерзавец.
— Почему не пьешь? Вино отменное. Попробуй, — это свое «попробуй» он произнес вкрадчиво и тихо, выразительно взглянув на мои губы.
— Я не сомневаюсь, что оно великолепно. Просто… у меня… я не могу пить в одиночестве.
— Неужели? — все так же тихо и спокойно.
Его пальцы, на которых красовались полоски белых шрамов, ласково провели по бокалу. Я шумно сглотнула.
— Я выпью с тобой, Джина. В честь нашего примирения.
— Замечательно, да, — произнесла я, видя, как Райт подносит бокал к своим бесстыжим, суровым губам, — только нужен тост, — останавливаю его, — что-нибудь оригинальное.
Кажется, Берингер с трудом удерживается от смеха, однако рука с бокалом опускается.
— Хорошо, девочка, будет тебе тост, — проговорил он так, что у меня кровь застыла в жилах.
— Милорд, а у вас нет другого вина?
— Другого? — переспросил он, вдруг оказываясь ближе. — А чем тебе не нравится это?
— Оно, кажется, прокисло.
Он вдруг присел передо мной на корточки, и наши лица оказались напротив. Более страшного, панически жуткого и долгого момента, никогда не было в моей жизни.
— Пей! — приказал Райт, указывая на мою трясущуюся руку, сжимающую бокал.
И — чтобы было понятно — альтернативы у меня не было.
— Милорд…
— Пей, Джина. Не испытывай мое терпение.
— Вы же знаете, что это за вино, — разом лишившись голоса, проговорила я.
— Каберне Совиньон, урожая девятьсот тридцать пятого года, конечно, — усмехнулся он. — Пей.